ТЕМА РАСКОЛА В ТВОРЧЕСТВЕ ПИСАТЕЛЯ
Особое место в жизни и творчестве Мельникова занимало изучение раскола, как «книжное», так и непосредственное наблюдение над жизнью раскольников, с которыми он сталкивался во время поездок по России. Долгое время (с 1847 г.) он был правительственным чиновником, занимавшимся проблемами раскола. Следует отметить, что чиновничья деятельность Мельникова протекала при двух императорах: Николае I, с его жестоким отношением к раскольникам, и при Александре II, который либерально относился к ним. Поэтому как чиновник, исполняющий государственные поручения, Мельников, вероятно, и не был последователен. Однако следует более внимательно отнестись к суждениям Н.С. Лескова, который также выполнял государственные поручения, связанные с изучением проблем раскольников, «...я по части раскола, — писал
Н.С. Лесков, — представлял собою по преимуществу человека той самой школы, которою “политиканы” называли “мельни-ковскою”, но которую, по справедливости, можно бы назвать историческою, научною» 10 . В революционно-демократических кругах раскольников пытались представить как оппозицию к существующей власти. Суть взглядов Мельникова (как и Лескова) состояла в том, что «раскол не на политике висит, а на вере и привычке». «Мельникову, — замечает Лесков, — а после и мне поставили в вину, что мы писали иначе, и на нас тогда было ожесточенное гонение, которое долго было в большой моде, и к этому ополчению охотно приставали многие собственно никогда раскола не изучавшие... Словом, я нес одинаковое с Мельниковым отвержение, но у меня было и свое разногласие с Павлом Ивановичем: мне не нравилось и не казалось справедливым его обыкновение относиться к чувствам староверов слишком по-чепурински, как говорится — “с кондачка”. Приведите себе на память Патапа Максимовича Чепурина (в “Лесах” и “На горах”), который “как начнет про скитское житье рассказывать, то так разговорится, что женский пол вон да вон”. В мельниковском превосходном знании раскола была неприятная чиновничья насмешливость, и когда эта черта резко выступила в рассказе “Гриша”, я возразил моему учителю в статейке, которая была напечатана, и Павел Иванович за нее на меня рассердился» 11 .
Проблемы раскола, характера русского человека древлего благочестия лежат в основе дилогии Печерского «В лесах» и «На горах». Дилогия Мельникова, разворачивающаяся в 1840—1850 годах, создана в 1870 г., и это во многом определяет основные темы и проблемы книги, ее художественное своеобразие. Проблема семьи (как дворянской, так и купеческой, крестьянской), вернее разрушения семейных отношений, становится центральной в русской литературе. Об этом свидетельствуют появления таких романов как «Анна Каренина» Л.Н. Толстого, «Подросток» и «БратьяКарамазовы» Ф.М. Достоевского, «Господа Головлевы» М.Е. Щедрина, «Захудалый род» Н.С. Лескова, и многое другое. В основу сюжета дилогии Мельникова-Печерского положены события, происходящие в двух семействах — Патапа Максимыча Чапурина («В лесах») и Марко Данилыча Смолокурова («На горах»). Судьбы этих семейств тесным образом связаны с множеством иных: Лохматых, Залетовых, Колышкиных, Заплатиных и др. Это создает масштабную, обобщенную картину особого мира русского человека (старообрядца), доселе обойденную вниманием писателями XIX в.
Изображая вторую половину 40-х — начало 50-х годов, Мельников-Печерский видит в этом времени зарождение явлений и закономерностей, которые особенно болезненно обозначились в 70-е годы: уязвимость семьи, человеческих взаимоотношений в эпоху господства «тельца златого». Недаром Алексею Лохматому везде слышатся одни и те же речи: «деньги, барыши, выгодные сделки. Всяк хвалится прибылью, пуще смертного греха боится убыли, а неправедной наживы ни един человек в грех не ставит». Мать Манефа в беседе с рогож-ским послом определяет свое время еще строже: «Ныне, друг мой Василий Борисыч, ревностных-то по Бозе людей мало — шатость по народу пошла ... на Богу, мамоне всяк больше служит, не о душе, о кармане больше радеют... Воистину, как древле Израиль в Синайской пустыне — “Сотвориша тельца из злата литого и рекоша: сей есть бог”». Вторит ей и Василь Борисыч: «Ваше же слово молвлю: мамоне служат, златому тельцу поклоняются ... про них в Писании сказано: “Бог их — чрево”».
Служение мамоне рушит и мир семьи: в скитах оказывается Матрена Максимовна Чапурина (мать Манефа), выросла рядом с матерью, не ведая об этом, а затем пострижена против воли дочь Манефы Фленушка, мучает из-за денег свою жену Алексей Лохматый, а еще раньше губит Настю Чапурину, чем практически разрушает и надежды на счастливую будущность чапуринской семьи. Очень важен один нюанс в изображении Чапуриных: не от изначальной безнравственности ломается судьба Манефы, а от экономической, в сущности, причины (нежелания отца выдать дочь за бедного Стуколова), так же как не расчет сводит Настю с Алексеем. Трусость Алексея, изменяющая отношение к нему Насти, вызвана не только качествами его характера, но и полной уверенностью в невозможности счастья с Настей из-за экономического неравенства в положении его семьи и Чапуриных. В конце концов нравственная гибель всей семьи Лохматых и физическая гибель самого Алексея определяется также пришедшими им в руки «бешеными», «легкими» деньгами. Боязнь лишиться половины капитала заставляет Смолокурова долго бороться с собой, с самыми темными своими мыслями при известии о возможности спасти из татарского плена брата. Капитал чуть не превращает в жертву сектантов и Дуню Смолокурову.
Кончается эпопея отнюдь не идеализацией хороших и честных купцов и их счастливых семей. Кроме описанного в финале разорения скитов, в романе звучит и другая тревожная нота, созвучная духу пореформенного времени: закончен торг, разъезжаются от Макария купцы, кто-то служит благодарственные молебны, а кто-то «прощается» с Главным домом ярмарки.
Можно предполагать, что падение нравов, описанное в конце эпопеи, имеет своим началом, с точки зрения автора и его главных героев, причины, появившиеся не вдруг. В начале первой части выведены автором отец и сын Снежковы, «образованные старообрядцы», «что давно появились в столицах, а лет двадцать тому назад стали показываться и в губерниях. Строгие рогожские уставы не смущали их. Не верили они, чтобы в иноземной одежде, в клубах, театрах, маскарадах много было греха». А Данила Тихоныч Снежков, красуясь перед Чапури-ным, рассказывает о семье Стужина, опоре рогожских старообрядцев, у которого сыновья «во фраках ... щеголяют... в этакой куртке с хвостиками», а дочери на бал едут в декольте, «по-французски так и режут, как есть самые настоящие барышни». Для Чапурина же расшатывание устоев жизни, обычаев, нравственности и веры — явления одного порядка. В одной из бесед с Колышкиным он говорит: «Ум, Сергей Андреич, в том, чтобы жить по добру да по совести и к тому же для людей с пользой». В этих словах Чапурина заключена суть народного понимания основ жизни. Еще в словаре В.И. Даля в определении слова «нрав» сказано, что «ум и нрав слитно образуют дух», т. е. то, без чего (наряду с плотью и душой) нет человека. В чапуринском же понимании ум как раз и выражается в жизни, соответствующей нравственному закону добра и совести. И хотя писатель не скрывает «темных» сторон характера Чапурина (он крут на расправу, своеволен в семье, часто груб, а иной раз разудало весел), сокровенные его мысли перекликаются с услышанными Константином Левиным словами о старике Фоканыче, который «для души живет. Бога помнит». Как ни сложно сопоставлять образы дворянина Левина, размышляющего о жизни Фоканыча, и «темного» купца Чапурина, строй их мыслей определяется именно эпохой 70-х: не растеряться перед нашествием чуждой силы, не потерять в себе человека, найти нравственную опору жизни.
Недаром Мельников-Печерский передает в романе размышления-мечты Патапа Максимыча. На первый взгляд может показаться, что они схожи с мечтами Алексея Лохматого. У Алексея «только теперь ... и думы, только и гаданья, каким бы ни на есть способом разбогатеть поскорее и всю жизнь до гробовой доски проводить в веселье, в изобилии и в людском почете». Чапурин, размечтавшийся о богатстве, принесенном «земляным маслом» (золотом), видит совсем другую в существе своем картину: тут и богатство, и почет, и уважение, и дом в Питере, и заграничный торг, но как конечная цель богатства — другое: «Больниц на десять тысяч кроватей настрою, богаделен ... всех бедных, всех сирых, беспомощных призрю, успокою... Волгу надо расчистить: мели да перекаты больно народ одолевают... Расчищу, пускай люди добром поминают... Дорог железных везде настрою, везде...» Чапурин мечтает не просто о богатстве, а о заслуженном почете и добрых делах, для него неправедный путь — безнравственный обман.