"Оставь насъ, гордый человѣкъ,
Ты не рожденъ для дикой воли,
Ты для себя лишь хочешь воли.
Ужасенъ намъ твой будетъ гласъ:
Мы робки и добры душой,
Ты золъ и смѣлъ – оставь же насъ.
Прощай! да будетъ миръ съ тобой!
Развѣнчиваніе байронизма въ лицѣ Алеко.
Въ этихъ словахъ Пушкинъ указалъ полную несостоятельность "байроническихъ героевъ" – "эгоистовъ", которые слишкомъ живутъ собой и для себя {См. выше стр. 7, подр. прим. 1, слова Гете об "апостолахъ свободы".}. Этихъ героевъ Пушкинъ теперь развѣнчиваетъ, въ характеристикѣ, хотя бы, поэмъ Байрона: "Гяуръ" и "Донъ-Жуанъ" – въ нихъ, по его словамъ: -
…отразился вѣкъ.
И современный человѣкъ
Изображенъ довольно вѣрно,
Съ его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмѣрно,
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ дѣйствіи пустомъ.
Въ этихъ словахъ,- вся характеристнка Алеко и ясное раскрытіе новыхъ отношеній поэта къ байронизму,- въ поэзіи Байрона увидѣлъ теперь Пушкинъ только "безнадежный эгоизмъ".
Отношеніе Байрона къ своимъ героямъ.
Алеко развѣнчанъ Пушкинымъ: съ него смѣло сдернута маска, и онъ стоитъ передъ нами безъ всякихъ прикрасъ, наказанный и униженный. Байронъ никогда не развѣнчивалъ своихъ героевъ, такъ какъ они – его любимыя созданья, выношенныя на его сердцѣ, вскормленныя его кровыо, воодушевленныя его духомъ. У него сюжетъ, положенный въ основу поэмы "Цыганъ", конечно, имѣлъ бы другой конецъ… Жаль, что въ своихъ, наиболѣе типичныхъ, поэмахъ онъ никогда не подвергалъ своихъ героевъ такому испытанію, какому рискнулъ подвергнуть своего Алеко Пушкинъ.
У Байрона герой, проклинающій людей, съ ихъ суетой, съ ихъ цивилизаціей, бросается на лоно прнроды, и, если духъ его не сливается всецѣло съ жизнью природы, такъ какъ нигдѣ не умиротворяется,- то всетаки никогда природа эта не становилась ему на дорогѣ въ видѣ той неумолимой, суровой силы, которая сломила Алеко.
Итакъ, Алеко – герой, который можетъ быть сопоставленъ съ героями Байрона, такъ какъ въ немъ чувствуется и энергія, и мрачность духа, оскорбленнаго въ борьбѣ съ людьми; въ немъ есть и манія величія, присущая истымъ созданіямъ байроновской фантазіи, но Алеко осужденъ Пушкинымъ,- онъ не окруженъ даже тѣмъ блѣднымъ ореоломъ мученичества, которое слабо мерцаетъ вокругъ чела "Кавказскаго Плѣнника". Алеко – уже не Пушкинъ, и байроническіе мотивы, звучащіе въ рѣчахъ героя "Цыганъ", не прошли сквозь сердце Пушкина,- онъ просто взялъ любопытный типъ, перенесъ его въ своеобразную обстановку и поставилъ въ столкновеніе съ новой интригой. Здѣсь было чисто-объективное творчество, характеризующее въ литературной жизни Пушкина переходъ къ періоду эпическаго творчества.
Литературное вліяніе на эту поэму Байрона и Шатобріана.
Литературныя вліянія, сказавшіяся въ созданіи этой поэмы, шли со стороны Байрона и Шатобріана: первый помогь поэту нарисовать "типъ", помогъ изобразить couleur locale, далъ самую форму поэмы, перебивающуюся діалогами. Второй далъ нѣкоторыя детали въ обрисовкѣ героевъ, и, быть можетъ, помогъ разобраться въ душѣ героя.
Мы видѣли уже, что за Алеко, какъ за Рене, тоска слѣдуетъ по пятамъ – это ихъ характерная черта. Затѣмъ въ романѣ Шатобріана встрѣчаемъ мы любопытный образъ патріарха индѣйскаго племени – Chaktas. Онъ знаетъ жизнь, съ ея бѣдами и печалями, много видѣлъ на вѣку,- онъ является судьей эгоизма и сердечной пустоты юноши Рене. Если Chaktas не произноситъ такихъ энергичныхъ укоровъ, которые услышалъ Алеко отъ стараго цыгана,- тѣмъ не менѣе, зависимость пушкинскаго героя отъ шатобріановскаго вполнѣ возможна. Сходство между произведеніемъ Пушкина и Шатобріана простирается до тожества замысла,- оба писагеля сознательно развѣнчиваютъ своихъ героевъ, наказывая ихъ за пустоту души.
Отношеніе критики.
Русская критика и публика восторженно приняла новое произведеніе Пушкина. Всѣхъ плѣнили описанія цыганскаго быта, заинтересовалъ и драматизмъ поэмы; отмѣтила современная критика и самобытность Пушкина въ отношеніи къ герою, отмѣтила на зависимость отъ Байрона лишь въ "манерѣ пнсьма". Критикъ "Московскаго Вѣстника" указалъ, что съ "Цыганъ" начинается новый, третій періодъ въ творчествѣ Пушкина, "русско-пушкинскій" (первый періодъ онъ назвалъ "итальяно-французскимъ", второй – "байроническимъ"). Совершенно справедливо отмѣтилъ критикъ: 1) наклонность Пушкина къ драматическому творчеству, 2) "соотвѣтственность съ своимъ временемъ", т. е. способность изображать "типичныя черты современности" и – 3) стремленіе къ "народности".
Если въ "Цыганахъ" Пушкинъ развѣнчалъ байроническій типъ въ обстановкѣ бессарабскихъ степей, то въ "Евгеніи Онѣгинѣ" поэтъ осудилъ его въ другой обстановкѣ – въ шумѣ столичной жизни и въ тиши русской деревни.
"Евгеній Онѣгинъ". Первоначальное отношеніе Пушкина къ герою.
Евгеній Онѣгинъ имѣетъ большое значеніе не только въ исторіи русскаго романа, но и какъ произведеніе, имѣющее автобіографическое значеніе. Образъ героя сложился въ воображеніи автора тогда, когда къ байронизму онъ относился уже вполнѣ отрицательно. Но въ памяти его свѣжи были еще воспоминанія о своемъ недавнемъ увлеченіи англійскимъ поэтомъ. И вотъ, по его признанію, онъ пишетъ "сатирическое произведеніе", въ которомъ имѣетъ цѣлью высмѣять "москвичей въ гарольдовыхъ плащахъ" – т. е. современныхъ ему юношей, корчившихъ изъ себя разочарованныхъ байроническихъ героевъ. Самъ Пушкинъ грѣшилъ этимъ еще недавно, и не скрылъ этой слабости въ своемъ романѣ.
Поэмы Байрона: "Донъ-Жуанъ" и "Беппо", въ которыхъ и къ героямъ, и къ жизни авторъ относится съ легкимъ юморомъ, задали тонъ первымъ главамъ пушкинскаго романа,- въ началѣ своего произведенія Пушкинъ такъ же подтруниваегь надъ Онѣгинымъ, быть можетъ, не предвидя элегической развязки романа,- вѣдь самъ онъ впослѣдствіи указывалъ, что въ началѣ "даль свободнаго романа", онъ "сквозь магическій кристаллъ еще неясно различалъ".
Байроническій "типъ" въ Евгеніи Онѣгинѣ.
Если въ своихъ двухъ поэмахъ: "Кавказскій Плѣнникъ" и "Цыгане" онъ далъ трагическую "развязку" въ жизни русскаго "скорбника", то въ романѣ "Евгеній Онѣгинъ" онъ показалъ намъ всю жизнь этого типа, отъ дѣтства до того момента, когда въ жизни его наступаетъ крушеніе, "развязка"… Если въ двухъ первыхъ произведеніяхъ указаны лишь мелькомъ причины "разочарованія" героевъ, то здѣсь онъ даетъ намъ полный психологическій очеркъ развитія этого чувства въ сердцѣ русскаго "байрониста".
Начало романа. Воспитаніе Онѣгина.
Начинаетъ Пушкинъ свой романъ съ того, что сразу вводитъ читателя въ глубь холоднаго, эгоистическаго сердца героя, который торопится въ деревню за наслѣдствомъ къ умирающему дядѣ. Этотъ отталкивающій образъ поэтъ такъ скрашиваетъ своимъ свѣтлымъ, добродушнымъ юморомъ, что отнимаетъ y читателя всю силу негодованія. Затѣмъ онъ раскрываетъ намъ, какъ сложился характеръ этого юноши. Онъ выросъ безъ любви, не зналъ родительской ласки, на рукахъ наемныхъ воспитателей… Его готовили къ свѣтской жизни, ему прививали только свѣтскія добродѣтели – знаніе французскаго языка и хорошихъ манеръ, умѣнье вести легкую, салонную болтовню. "Ребенокъ былъ рѣзовъ, но милъ" - таково первое мнѣніе "свѣта" о героѣ: мнѣніе, не идущее вглубь его сердца, a касающееся только его внѣшнихъ качествъ.
"Свѣтъ".
Когда онъ вступилъ въ "свѣтъ", онъ съ избыткомъ зналъ все, что требовалось условіями тогдашней "свѣтской" жизни:
"Онъ по-французскн совершенно
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко иазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно…
Чего жъ вамъ больше?
И свѣтъ вторично высказался въ его пользу: "онъ уменъ и очень милъ". Опять слово "милъ", и опять – ни слова объ его сердцѣ – его не нужно было для свѣтской жизни. Въ "свѣтѣ" Онѣгинъ сумѣлъ себя поставить такъ, что его вездѣ "замѣтили" – и въ кругу "золотой" молодежи, и среди "серьезныхъ" людей свѣта, ведущихъ за карточнымъ столомъ "важные споры", и въ кругу свѣтскихъ дамъ… Отдавая дань вѣку, Онѣгинъ интересовался модной тогда политической экономіей, и зналъ изъ сочиненій Адама Смита нѣсколько "ходячихъ истинъ". Это было "модно",- это было признакомъ "хорошаго тона"…
Содержаніе жизни Онѣгина.
Но не это заполняло его жизнь,- ловля женскихъ сердецъ, вотъ чѣмъ особенно прилежно занялся Онѣгинъ. И здѣсь ждалъ его успѣхъ. Пушкинъ помогаетъ намъ понять, откуда Онѣгинъ получилъ свои знанія:
"Любви насъ не природа учитъ…
…Мы алчемъ жизнь узнать заранѣ
И узнаемъ ее въ романѣ…
Онѣгинъ это испыталъ.
И Пушкинъ указываетъ, какой романическій герой былъ образцомъ Онѣгина,- это ричардсоновскій Ловласъ, "побѣдитель женскихъ сердецъ". Цѣль его жизни – "покорять женскія сердца"; для этого онъ выработалъ себѣ опредѣленную тактику, изучилъ психологію женскаго сердца: легкія побѣды ему неинтересны; онъ любилъ "трудную борьбу";- это для него своеобразный "спортъ"…