Выбрать главу

Пушкинъвъс. Михайловскомъ.

На первыхъ порахъ здѣсь, въ деревенскомъ затишьи, поэтъ тосковалъ страшно,-его тянуло на югъ, гдѣ и природа такъ прекрасна, и гдѣ остались дорогія его сердцу существа.

Но вскорѣ Пушкинъ обжился въ деревнѣ, сталъ посѣщать сосѣдей, особенно сблизился съ Осиповой, ея дочерьми и сыномъ, студентомъ Дерптскаго увиверситета. Въ деревнѣ продолжалъ онъ заниматься самообразованіемъ,- рѣдкое письмо его не заключаетъ въ себѣ просьбы прислать ему книгъ. Онъ перечиталъ въ это время много произведеній иностранной литературы, слѣдилъ внимательно за современной русской, изучилъ русскую исторію, познакомился съ русскими лѣтописями. Къ этому времени относится увлеченіе его Шекспиромъ, Вальтеръ-Скоттомъ и народной русской поэзіей. Особенно помогла ему въ этомъ отношеніи старушка-няня, съ которою ему пришлось коротать вдвоемъ долгіе зимніе вечера. Она пересказывала ему сказки и пѣла пѣсни, которыя когда-то онъ слышалъ отъ нея въ дѣтствѣ. Конечно, теперь онъ отнесся серьезнѣе, чѣмъ въ дѣтствѣ, къ народной поэзіи, и самъ сталъ собирать и записывать народныя произведенія и всматриваться въ народные обычаи {Объ этомъ свидѣтельствуютъ, хотя бы, его примѣчанія къ свадебнымъ пѣснямъ, записаннымъ имъ въ Псковской губ.}. Къ этому же времени относится возникновеніе y него интереса къ Св. Писанію, въ житіямъ святыхъ. Всѣ эти интересы отразились на его творчествѣ. Сказался на его произведеніяхъ также интересъ къ поэзіи чуждыхъ народовъ и эпохъ. Въ настроеніи Пушкина тоже произошли большія измѣненія: онъ успокоился и примирился съ жизнью, узнавъ ближе русскій народъ и его прошлое. {За это "примиреніе" Пушкина упрекали и современники, и нѣкоторые позднѣйшіе критики. Но упреки эти неосновательны. Пушкинъ на себѣ пережилъ то, что пережила современная ему европейская мысль. Гёте началъ съ бурныхъ настроеній "Sturm und Drang'a" и кончилъ "отреченіемъ" (resignation) отъ мятежныхъ идеаловъ юности: онъ сталъ говорить о "смиреніи", онъ говорилъ: "мнѣ всегда были противны апостолы свободы. Въ концѣ концовъ, каждый изъ нихъ искалъ только произвола для себя. Если ты "хочешь освободить многихъ, то сумѣй служитъ имъ". "Евангеліе отъ Іоанна, пишетъ онъ, я признаю моимъ Евангеліемъ и сущность всей мудрости свожу къ одному изреченію – дѣти, любите другъ друга!". Вотъ, чѣмъ, разрѣшился его протестъ. Шиллеръ, начавшій съ "Разбойниковъ", сталъ звать къ такому-же "смиренію": "примкнутъ къ человѣчеству, найти въ его вѣковомъ трудѣ маленькую область, маленькій уголокъ и сосредоточить на этой скромной работѣ всю свою силу" – это правило предлагалъ онъ къ свѣдѣнію "тому человѣку, который выплылъ съ цѣлой флотиліей въ открытое дгоре жизни и возвратился на одной спасательной лодкѣ въ тихую пристань". "О человѣчествѣ, пишетъ онъ, ты никогда не можешь думать достаточно высоко,- какъ ты носишь эту идею въ твоей душѣ, такъ ты и выражаешь ее въ дѣйствіяхъ. Также и человѣку, который встрѣчается съ тобою въ тѣсномъ кругу твоей жизни – простирай руку помощи, если онъ въ ней нуждается. Ho o благѣ человѣческихъ поколѣній, другъ, пусть заботится, какъ вчера, такъ и сегодня – небо, какъ оно заботится о дождѣ и росѣ". Во Франціи это "отреченіе" отъ идеаловъ протеста выразилось въ возрожденіи религіознаго чувства (Шатобріанъ, Ламенэ, Ламартинъ, Нодье, де-Местръ). Всего характернѣе, что самъ Баіронъ, подъ конецъ своего творчества, сталъ приближаться кь такоиу же смиренію, и къ отреченію. (Н. Котляревскіи "Міровая Скорбь", 307-334).}

Примиреніе съ жизнью. Пушкинъ "на волѣ".

Это новое міросозерцаніе его было чисто-философскимъ пониманіемъ жизни, признаніемъ въ ней наличвости того добра, которое раньше имъ не понималось, не признавалось. На почвѣ такого новаго міросозерцанія развилось y Пушкина и новое пониманіе средствъ служенія обществу,- на прямыхъ, широкихъ и свободныхъ путяхъ. Вотъ почему онъ не примкнулъ къ декабрьскому мятежу, и 11-го мая 1825 года подалъ на имя государя прошеніе о снятіи съ него опалы. 28 августа онъ былъ спѣшно вызванъ въ Москву, 4-го сентября представленъ къ государю и былъ имъ прощенъ. Государь говорилъ съ нимъ долго и милостиво, обѣщалъ самъ цензировать его сочиненія и поручилъ его надзору гр. Бенкендорфа, тогдашняго шефа жандармовъ. Это былъ человѣкъ исполнительный, но холодный и недоброжелательный: до процвѣтанія русской литературы ему дѣла никакого не было, и потому опека его надъ Пушкинымъ оказалась для поэта очень тяжелой. На первыхъ порахъ этого поэтъ не замѣтилъ и беззаботно наслаждался "волей".

Отношеніе русскаго о-на и властей къ поэту. Настроенія Пушкина.

Московское общество приняло Пушкина съ распростертыми объятіями: съ нимъ носились въ "свѣтѣ" и въ литературныхъ кругахъ. Онъ читалъ вездѣ свои произведенія (особенно "Бориса Годунова") и радовался отъ души тому, что его чтеніе вездѣ сопровождалось шумнымъ успѣхомъ. Его радость была отравлена суровымъ выговоромъ Бенкендорфа за то, что онъ осмѣлился читать своего "Бориса Годунова", не испросивъ на это предварительно разрѣшенія Государя. Драма была представлена на высочайшій судъ, и Государь пожелалъ, чтобы изъ нея были выкинуты всѣ народныя сцены, и она была обращена въ "романъ". Пушкинъ не согласился исполнить этотъ совѣтъ-приказаніе и на нѣсколько лѣтъ запряталъ "подъ сукно" свою драму. Тяжелое настроеніе опять имъ овладѣло, и его потянуло въ деревенскую тишь. Бенкендорфъ ревниво опекалъ поэта, часто дѣлая ему замѣчанія. Подъ вліяніемъ такихъ непріятностей, Пушкинъ сталъ томиться жизнью: онъ нигдѣ не можетъ найти себѣ мѣсто, – живеть то въ деревнѣ, то въ Петербургѣ. Онъ чуждъ былъ родной сеыьи, но, въ то же время, не могъ уже съ прежней юношеской жизнерадостностью отдаваться утѣхамъ холостой жизни,- онъ чувствовалъ себя неизмѣримо выше тогдашняго русскаго общества – и литераторскаго, и свѣтскаго; наконецъ, онъ сознавалъ, что не исполнились его мечты о независимомъ существованіи, ради котораго принесено было столько жертвъ.

Сватовство.

Утомившись одинокой холостой жизнью, поэтъ начинаетъ искать прочной любви, которая могла бы создать его семейное счастье. Съ этой цѣлью онъ пытался сблизиться съ нѣкоторыми барышнями московскаго и петербургскаго свѣта, но всѣ эти попытки долго оставались неудачными.

И вотъ, судьба поставила ему на пути Наталью Николаевну Гончарову. Это была молоденькая, семнадцатилѣтняя дѣвушка, недалекая и малообразованная, но прекрасная собой, какъ Мадонна. У Пушкина, по его словамъ, "закружилась голова", когда онъ ее увидалъ, и онъ рѣшительно пошелъ къ развязкѣ, начавъ сватовство съ матерью плѣнившей его дѣвушки, кажется, не постаравшись заглянуть въ сердце и душу самой дѣвушки. Мать ея была человѣкомъ очень тяжелымъ: набожность въ старомъ московскомъ духѣ и благоговѣніе передъ памятью Императора Александра не спасли ее отъ самодурства, деспотизма и, вообще, недоброжелательства къ людямъ. Она была, во всѣхъ отношеніяхъ, полною противоположностью Пушкину.

Кавказъ.

Поэтъ, съ его славой вольнодумца религіознаго и политическаго, былъ ей антипатиченъ, но и дочь пристроить поскорѣе она была не прочь. Во всякомъ случаѣ, она дала Пушкину неопредѣленный отвѣтъ, который повергъ его въ такое отчаянье, что онъ вдругъ почувствовалъ потребность бросить все – и Москву, и Петербургъ, и удрать куда-нибудь подальше, отъ знакомыхъ лицъ, отъ знакомыхъ людей… Не испрашивая никакихъ разрѣшеній, самъ не отдавая себѣ яснаго отчета зачѣмъ, – помчался онъ на Кавказъ. Онъ, между тѣмъ, скакалъ въ дѣйствующую армію, гдѣ думалъ размыкать свое горе среди сильныхъ ощущеній войны. Всегда впечатлительный и увлекающійся, онъ вздохнулъ на Кавказѣ свободной грудью: какъ ребенокъ, наслаждался онъ красотами природы и картинами своеобразной кавказской жизни. Онъ принялъ дѣятельное участіе и въ военныхъ дѣйствіяхъ,- съ отвагой бросался въ первые ряды, гдѣ шла горячая свалка. Главнокомандующій Паскевичъ скоро выразилъ ему свое неудовольствіе по поводу того, что онъ не желаетъ слушать его совѣтовъ; кромѣ того, Паскевичъ былъ недоволенъ невниманіемъ поэта къ его любезности и сближеніемъ съ декабристами.

Исполняя желанія Паскевича, Пушкинъ отправился во-свояси на сѣверъ.

На родинѣ его ждали выговоры Бенкендорфа за самовольный отъѣздъ и сухой пріемъ Гончаровыхъ. Тѣмъ не менѣе, въ ноябрѣ 1830 года онъ сдѣлался женихомъ H. H. Гончаровой; потомъ начались между нимъ и будущей тещей нелады, которые чуть было не повели къ окончательному разрыву. Кажется, подъ конецъ, самъ Пушкинъ не прочь былъ отъ этого разрыва: отъ первыхъ очарованій немного оставалось въ его сердцѣ.

Женитьба.

18-го февраля 1831 года свадьба поэта состоялась, и онъ съ молодой женой перебрался въ Петербургъ. На первыхъ порахъ онъ былъ почти вполнѣ счастливъ,-только заботы о деньгахъ тревожили его съ каждымъ днемъ все сильнѣе: онъ то хлопочетъ о раврѣщеніи издавать оффиціальный журналъ, то намекаетъ, что охотно занялъ бы вакантное послѣ Карамвина мѣсто "исторіографа", то старается перехватить въ долгъ y друзей, взять впередъ за свои сочиненія… Его молодая жена совершенно безучастно относилась къ хозяйству,- великому поэту приходилось хлопотать относительно квартиръ, ругаться съ прислугой; попутно устраивалъ онъ запутанныя дѣла своего безалабернаго, опустившагося отца и безшабашнаго брата Льва, и родственниковъ жены… Немудрено, что творчество поэта стало погасать. Къ этому времени относится вторичное принятіе его на службу въ министерство иностранныхъ дѣлъ; кромѣ того, съ разрѣшенія начальства, онъ занимался теперь въ архивахъ "Исторіей Петра Великаго".