Попробовать лично докопаться до сути? Поставить голову на кон в серьёзной игре по неизвестным правилам? Уголовщина, шпионские игры, секретные дела той же Лубянки? Рисковать - для чего? Люду всё равно не вернешь, это он чувствовал ясно. А ради доброй памяти о ней он уже не хотел знать больше, чем знал и догадывался.
Кажется, любимая женщина водила его за нос. Приворожила, не полагаясь на свою красоту и его, так сказать, натуральные чувства. С непонятными, но вряд ли благими целями. Сама погибла, приворот потерял силу: баба Шура рассказывала, что так бывает. А после кто-то зачистил все следы. Милостиво позволил пешке-фотографу выйти из игры? Кто? Не важно. Мастерство, с каким была проведена зачистка, не позволяло сомневаться: захотят, достанут из-под земли. По крайней мере, в Москве.
Мишка принял решение не просто затаиться - уехать подальше. Фронтовой друг геолог, полушутя зазывал его фотографом в экспедицию, и это настоящий подарок судьбы! Как ни тяжело хромому в «поле», а вот он, выход. Если возьмут.
В «поле» пришлось даже солонее, чем Семёныч ожидал, но городские беды целиком остались в городе. В начале октября он вернулся в Москву с хорошим заработком, а главное, живой. Загорелый, окрепший, даже хромать стал меньше. Пройти десяток-другой километров по пересечённой местности к концу сезона уже не составляло проблем.
Он устроился на новую работу: вернее, на ту же, но в другом ателье. Вскоре встретил Ларису, женился. Через отмеренный природой срок родили сына, ещё через несколько лет - дочь. Жизнь вошла в спокойную колею. Без опасных чужих тайн и фокусов, с маленькими, незаметными своими. Он терпеливо и настойчиво приумножал их все последующие годы...
А память о той истории сидела занозой: почти не болела, но цеплялась. Что зацепило на этот раз? Да просто среди осени повеяло, как тогда, зелёной весной. Рядом. Достаточно близко, чтобы дотянуться и потихоньку, незаметно отпить капельку силы. Чуть-чуть. Много нельзя: это делает заметным. Как «фонили» для него Люда и убийцы Вадима, как иногда ловил он отсветы подобного в толпе. От Романа тянуло особенно странным, чужим и опасным. Совсем не тем, чем от его кейса под вешалкой!
Семёныч думал о дне сегодняшнем, вспоминал былое - и сам удивлялся тихой, бесстрашной радости в сердце. Спросил себя: «Как поступишь, если та история пошла на второй круг?» Ответил: «Узнаю, наконец, что это было. Возможно, найду способ развязать узлы, которые полжизни не давали дышать полной грудью. Хоть напоследок. Терять мне не то чтобы вовсе нечего, но...» Мир слишком сильно переменился за последние годы. Империя рухнула, погребя под руинами прежние страхи и надежды. Жизнь клонилась к закату, близкие поумирали или, повзрослев, разлетелись по свету. Старик чувствовал: время ответов близко, узор судьбы почти сложился. Вот, кажется, нашёл, кому мастерство передать. В полном объёме, да.
Семёныч встретил пристальный, будто рентген, взгляд чёрных глаз. Улыбнулся, кивнул на чистую посуду перед Романом:
- У нас говорили: кто как ест, тот так и работает. Если бы я уже не взял тебя ассистентом, пригласил бы сейчас. Пошли трудиться.
Глава 3
***
Пока Семёныч проверял сделанное до обеда, Ромига с демонстративной дотошностью расставлял и раскладывал по местам всё, чем пользовался во время работы. Из уборки тоже можно сделать маленькое шоу. Старик одобрительно кивнул:
- Я тут разрисовал в подробностях, как печатать твой заказ. Начнём с простого или с интересного?
- С простого, как все нормальные люди, - улыбнулся нав.
- Как нормальные? - задумчивый взгляд из-за очков. - Ну давай.
Семёныч зажёг лампу над столом. Разложил рядками, будто пасьянс, контрольные фото и схемы, которые чертил с утра. Двенадцать, по числу будущих отпечатков. Сверху легли три с краткими пометками: контрастность бумаги, время экспозиции, проявления и фиксации, концентрация растворов. В следующих рядах появились заштрихованные области с комментариями. В самом нижнем штриховки пересекались и наслаивались. Старый фотограф показал на верхний ряд:
- Мы вчера обсуждали: вот с этими кадрами ничего особенного делать не надо. Ты сам сейчас напечатаешь, я присмотрю. Бумагу принёс? А то у меня «Ильфорд» тридцать на сорок заканчивается. Что-нибудь запорем, или захочешь переделать, уже не хватит.
- Я принёс и бумагу, и химию. Прямая поставка из Германии. Хотите, закажу на вашу долю? Дороже, чем в «Юпитере», зато всё, что угодно. Пишите список.
Ромига открыл кейс, перехватил напряжённый, голодный взгляд старика. Пачки фирменной фотобумаги и упаковки с реактивами того не заслуживали. Хотя в распоряжении нава всегда были магазины Торговой Гильдии, а старый фотограф в полной мере познал вкус слов «дефицит» и «достать». Да, десять или двадцать лет назад всё содержимое кейса тянуло на небольшой клад, но сейчас... Нав чувствовал, что именно высматривает Семёныч. Изящный кувшинчик - артефакт с энергией Колодца Дождей - был предусмотрительно завёрнут от любопытных глаз в матовый пакет. Продукция «Ильфорда» в полном составе перекочевала на стол, а свёрточек так и остался в кейсе. Семёныч тихо, разочарованно вздохнул, когда нав закрыл кейс и поставил обратно под вешалку.