Прок был. Печать шла гладко, как по-писаному, опыта Ромиги хватало, чтобы оценить.
Увлёкся. Напоследок решил переделать одно фото: напечатать небо потемнее. Время поджимало, пора закругляться. Он по-быстрому выпустил из пальцев облачко чёрного тумана, заставил принять нужную форму и плотность, подвесил над частью листа. Семёныч несколько минут, как ушёл в большую комнату, не должен был заметить. Но, уже отправляя лист в кювету с проявителем, Ромига ощутил рядом чужой страх: знакомую реакцию на свою магию, на этот раз, второпях, не замаскированную. Оглянулся и увидел в дверях старика, внимательно наблюдающего за действиями ассистента. Старый фотограф испугался, но совсем не удивился. И снова ничего не сказал. Последний на сегодня отпечаток был проявлен, отфиксирован и отправлен на промываться.
***
«Что за нечисть!?» - возмущался старик, пытаясь совладать с очередной волной ужаса. Нехорошо зашлось сердце, ослабли колени, но это не помешало Семёнычу увидеть кое-что интересное. Роман оглянулся от увеличителя с выражением нашкодившего пацана. Тёмная жуть мигом схлынула, спряталась за агатовым блеском его глаз, за обычно ехидной, на этот раз, чуть виноватой улыбкой.
Семёныч тяжело вздохнул: «У коллеги весьма любопытные профессиональные приёмчики. Замечательно! Проще будет объяснить свои, когда - если - дойдём до этого. Надеюсь, он хочет именно учиться. В этом случае я нужнее ему, чем наоборот. Хорошо бы, так и было. Пусть так и останется. Очень досадно, если в итоге получится банальный торг: моя бессмертная душа в обмен на что-нибудь до зарезу нужное».
Старик, в общем, не верил ни в Бога, ни в чёрта. Но такому повороту не удивился бы. Уж очень остро и болезненно всё его существо реагировало на то, что молодой фотограф периодически вытворял. Или носил в себе? Или, проще, чем являлся?
Семёныч был человеком предельно конкретным. Знал: сам делает вещи, легко проводимые по статьям «мистика» и «колдовство». Однако терпеть не мог философской, а тем паче, религиозной, зауми. Не находил ей прикладного, практического применения, значит, не видел смысла. Решил: чем маяться праздным вопросом о загадочной природе парня, взятого в ассистенты, лучше наблюдать и реагировать по ситуации.
- А теперь - давай за уборку! Растворы выливай. Кстати, список для закупки я тебе подготовил. Уточнишь цены, скажу, сколько чего надо брать. Протри стол, полы тоже помой: уборщиц я сюда не пускаю. И обязательно расставь всё по местам. Проверим твою фотографическую память.
***
Нав прекрасно знал: многие, независимо от генстатуса, считают уборку занятием скучным, обременительным и малопочтенным. Зачастую, браться за неё - показывать, что не ценишь себя, и нарываться на соответствующее отношение. Но Ромига всегда с удовольствием приводил в порядок своё рабочее место. Хозяйничая с заклинаниями - или с веником, шваброй, тряпкой - он, с одной стороны, как бы приручал и присваивал окружающее пространство, с другой, стирал слишком явные, грубые, негармоничные следы своего пребывания в нём. Занятно, кажется, в этом вопросе они с Семёнычем совпадали. Поручение убраться в лаборатории не сводилось к традиционной муштре ассистента, а было актом доверия, наравне с допуском к увеличителю. Оказывается, так тоже бывает.
Ромига аккуратно и чётко вернул на места всё, переставленное стариком ради «счастливой приметы». Слил реактивы, ополоснул и поставил сушиться ёмкости из-под них, протёр стол. Набрал воды в ведро, взялся за тряпку. Спешил: ещё надо досушить готовые отпечатки и успеть к научному руководителю.
***
Элегантное, как танец, и стремительное, как хорошая драка, наведение порядка в лаборатории впечатлило старого фотографа. Он сам, кряхтя и охая, добродушно ворча на любимые железки и стекляшки, ползал бы по двум комнатам минут сорок. Роман уложился в десять, без претензий.
- Чаю на дорожку?
- Спешу. Но с удовольствием, - ассистент тут же цапнул из пакета пряник и жадно в него вгрызся. Пока подоспел кипяток, количество сластей на столе уменьшилось наполовину.
- Ты голодный что ли?
- Ага! Некоторые говорят: проще убить, чем прокормить.
Шутка шуткой, однако Семёныч вздрогнул. Почему? Роман водится с публикой, для которой это более, чем фигура речи? Можно подумать, у него самого нет и не было таких знакомых!
- Кто-то проверял?
- Обычно хватает ума не связываться.
Кровь застыла в жилах не от какой-нибудь странной чертовщины - от улыбки парня. Поздравляю, Семёныч: вот тебе ещё один!
- Шибко грозный ты, Рома, для археолога.
- А я до универа успел повоевать.
- Афганистан?
- В том числе.
И фразы, и паузы за ними, будто жирные точки, веско намекающие на неуместность расспросов, многое объясняли. По крайней мере, легко укладывались в понятную, стандартную схему. Единственное «но»: Роман, при всей его жутковатой загадочности, производил впечатление очень цельного и гармоничного существа. Старик не ощущал в нём следов надлома, который последние военные судороги Империи оставили во многих душах. «Прошло время. Можно предположить, парень не терял его даром. Ты ведь тоже собрал из обломков вполне комфортабельный плот и путешествуешь на нём в своё удовольствие?»