- Люду? Не помню такую, а может, не знаю. Их у него было, как у Казановы. Любимый поздравительный тост: «Дай тебе бог неревнивую жену и кучу поклонниц: красавиц, умниц и затейниц». Как сам жил, так и другим желал. А что за контекст? - профессор прищурился. - Неужто Мишель показал тебе краешек своей коллекции пикантных фото? Показал, потом жестоко и коварно спрятал? - Геннадий Николаевич развеселился. Тряхнул львиной гривой, сверкнул желтоватыми, но ещё крепкими зубами в широкой улыбке.
- Пока даже краешка не показывал, только портреты. А он снимает эротику? - Ромига заинтересованно округлил глаза. Человские прелестницы, в большинстве, нава не вдохновляли. Однако поглядеть, как преломилось на «клубничке» фотографическое мастерство Семёныча... Совсем не то, что хотел узнать, но тоже любопытно.
- Не знаю, как сейчас. Раньше снимал всякое. Одна серия, помню, называлась «подражание Саудеку». Но даже в ней гораздо больше от Миши и его женщин, чем от того чеха. На мой дилетантский взгляд.
- Саудек. Обнажёнка. Это ж ещё несколько лет назад была подсудная статья. Он не боялся?
- Мишель - рисковый человек. Везучий, притом. С его биографией давным-давно мог остаться без головы. Или без чего-то другого. Хе-хе.
- На вид - тихий дедушка.
- Внешность - обманчивая штука. Например, ваш имидж, Роман, намекает на идеальную пунктуальность и собранность. А когда вы обещали мне полный текст диссертации?
- Я обещал, что мы успеем к сроку предзащиты. И мы успеем, - Ромига не стал возвращать беседу к теме Семёныча, Люды, фотографии. - Если сейчас договоримся, как править вторую главу, я в понедельник принесу окончательный вариант всего «кирпича».
- Окончательным он станет после моего просмотра, вашей правки и ещё одного моего просмотра. Как минимум.
- Хорошо. Я на это и рассчитываю.
Они с профессором ещё немного поспорили об атрибутировании и датировке находок этого сезона: своих и чужих, после чего вернулись в кабинет. Заваренный чай всё равно закончился. А правильное чайное настроение сегодня обходило кухню Старостиных стороной, разговор получился нервный и напряжённый. Но Ромига остался доволен. А почему чел дёргается, нав знал: не из-за диссертации, отнюдь.
Ромига перелистал ещё раз исчирканную распечатку, нахмурил брови:
- Я тут подумал над вашим основным замечанием. Строго говоря, оно абсолютно справедливо. И в то же время, абсолютно всеобще. Любое разумное существо знает неизмеримо больше, чем рассказывает. Кому бы то ни было, в любой форме. Я, как и вы, не исключение. К тому же, естественно, я ставил задачу: уложиться в объём. Но мне очень интересно, что в моём тексте наводит на мысли об иллюзионистах и шулерах? О якобы нечестной игре? И насколько это ваше впечатление, возникшее, как гром с ясного неба, после долгой совместной работы, могут разделить оппоненты, рецензенты, учёный совет?
Геннадий Николаевич потёр лоб и переносицу. Украдкой глянул на часы, обе стрелки которых приближалась к цифре «одиннадцать», потом на телефонный аппарат на столе.
- Вы правы, Роман, насчёт универсальности моего замечания. Хоть возражение попахивает демагогией, не могу не признать его истинность. А что навело меня на такие мысли? Возможно, дело именно в долгой совместной работе. Мне кажется, чем больше я наблюдаю вас, тем меньше знаю. Обычно у людей бывает наоборот. Да, я в курсе, что рекомендуют делать, когда кажется.
Чел ждал комментариев, но Ромига лишь пожал плечами:
- А по тексту? Конкретнее? Будем сейчас обсуждать и править?
Профессор бросил ещё один взгляд на часы. Тяжело вздохнул и принял решение, которое давно напрашивалось:
- Нет. Доделывайте пока остальные главы. Этот черновик оставьте мне. Посмотрю ещё раз, на свежую голову. А впрочем, не надо, забирайте. Возможно, полный текст раскроет интригу и разъяснят все мои недоумения. Или внесём поправки позже.
- Можно пару вопросов по пометкам?
Ещё один вздох, короткий утвердительный кивок. Две головы, черноволосая и седая, склонились над бумагой.
Часы показывали четверть двенадцатого, когда заверещал телефон. Профессор подскочил и схватил трубку. Так можно реагировать лишь на очень долгожданный звонок. В кабинете было тихо, динамик сильный, потому Ромига отчётливо слышал не только голос Ириски на том конце провода, но даже фон: быструю танцевальную музыку, галдёж, пьяный смех.
- Пап, я еду домой. Через двадцать минут буду на нашем метро. Встретишь?
- Проводить некому? - львиный рык, за которым искушённое ухо Ромиги уловило беспокойство и нежность.