- Ну, например, я тебе потом подарю часть своих рисунков.
- Рисунки? А польза-то в чём?
- Если у тебя дома есть дырки в обоях...
- Нету. Зато растопки для камина вечно не хватает, - парень хищно оскалился и стал похож на большого зверя, припавшего к земле перед прыжком.
Девчонка напряглась: «Не пора ли спасаться бегством?» Но идея использования её рисунков, которых этот вредина, между прочим, даже не видел, была чересчур обидной. Возможно, как и её предположение, что в доме подобного чистюли - даже известковая пыль не приставала к чёрной одежде - могут быть драные обои?
- На такую пользу я не согласна. Газетами разжигай! Но если я тебя обидела, извини.
- Кишка у тебя тонка меня обидеть... Ящерица! Мелкая. Сейчас поймаю и хвост оторву.
Она сразу отскочила на безопасное, как думала, расстояние:
- У меня нету хвоста!
- Уже оторвали? Тогда голову.
- Зачем?
- Чтобы от работы не отвлекала.
- Хочешь, я тебе воды принесу? Свежей, холодной?
- Принеси, если не лень.
- А это будет считаться пользой?
- Ну, допустим.
- А за какое количество пользы ты согласишься, чтобы я сидела здесь и рисовала тебя?
- Литр воды за час просто посмотреть, как я работаю, или за один набросок.
- Не литр, а стакан.
- Ладно, пол-литра.
- То есть, мы договорились? Я тебя рисую и ношу тебе за это воду? Пол-литра за каждый набросок?
- Слушай, ящерица, где ты торговаться училась?
- Я не ящерица, я Ириска. То есть, на самом деле, меня зовут Ира, но мне так больше нравится.
- Девочка-конфеточка? Ну-ну. А по виду не скажешь. Роман, будем знакомы. Кто тут обещал воды принести? Бегом марш!
Она припустила, что было духу, звонко топоча подошвами сандалий. Возвращалась медленно: руку оттягивал полный трёхлитровый бидон с водой. Под мышкой альбом для набросков, два карандаша за ушами, ластик в кармашке шорт.
- О, какой серьёзный подход к делу. Ты бы ещё водовозку угнала, - расхохотался Роман, щурясь против солнца на запыхавшуюся девчонку. - А кружку не прихватила?
- Ой! - она поставила бидон на землю, положила рядом альбом, прижала камушком и почти сорвалась бежать обратно.
- Да погоди ты! - он снял крышку, взял посудину за запотевшие бока, поднял, наклонил - аккуратная струйка потекла прямо в рот, ни единой капли не пролилось ни на чёрную футболку, ни на землю. Сделал пару глотков, подмигнул Ириске. - Вот и все дела. Спасибо. А теперь инструменты в руки, и работаем. Я копаю, ты рисуешь. Молча.
- А?
- Мы не договаривались, что я буду слушать твою болтовню или развлекать тебя разговорами. Впрочем... Хочешь, поиграем в игру?
- Хочу!
- Ехали цыгане, кошку потеряли...
- Нет!
- Поздно, ты уже сказала, хочу. Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест.
И замолчал. Сосредоточенно ковырялся в земле, не обращая ни малейшего внимания на Ириску. Иными словами, всё вернулось на круги своя.
Делать нечего: девочка раскрыла альбом, устроилась, чтобы солнце не сверкало в глаза и на лист, погрызла карандаш, коснулась грифелем бумаги. Через час и пару набросков: исчирканных, затёртых ластиком, юная художница убедилась, что нарисовать его, как ей хочется, она не может. Угловатые фигурки на листах совершенно не походили на живого Романа. «Сидит, почти не шевелясь, а всё равно видно, какой он складный и ловкий. А это растопка, натуральная». Ириска перебралась чуть в сторону: сменила ракурс. Замурзала до дыр ещё один лист, с тем же успехом. В сердцах шмякнула альбомом оземь - карандаш улетел под ноги Роману. Тот будто не заметил.
Ириска вытащила из-за уха запасной карандаш. Примерилась начать четвёртый рисунок, но тут ударили в рынду у столовой, на обед. Студенты по раскопам зашевелились, загалдели. Кто-то побежал, кто-то, упарясь на солнце, вяло пополз кормиться. Роман, ни слова не говоря, аккуратно сложил инструменты и устремился к общему центру притяжения. Шагал вроде без спешки, но Ириске пришлось бежать следом.
«Сколько же я за ним так бегала!» - девушка сердито фыркнула, перевернулась на бок, натянула на голову тонкое одеяло. Сна ни в одном глазу. - «И вспоминаю зря!» - Но тут же вздохнула с мечтательной улыбкой: «А вспоминается...»
От столовой она свернула туда, где жили преподаватели. Пообедала дома, помыла за собой посуду и поплелась за рисунками, брошенными на раскопе.
Роман был уже там, но не копал. Сидел с её альбомом на коленях! Мало того: водил по её наброску её же карандашом, который успел по-своему, очень длинно и остро, заточить. Глянул на Ириску наглыми чёрными глазами, ухмыльнулся. Молча. «Что, всё ещё играем?» Её со злости осенило:
- Кошку, пока мы обедали, сожрал шакал. Отдай немедленно!
- Прости, что взял без спросу, - он ответил на возмущённый возглас абсолютно спокойно: без тени сомнения, что она простит. Или ему было совсем-совсем безразлично?