Сообразил, что попросит у Романа в оплату за учёбу: «Хороший, правильный обмен. Справедливый. Мне это иногда очень нужно бывает, а сам, за деньги, я купить не могу». Конечно, Семёныч догадывался: не один белобрысый Вадим торговал в городе «волшебными вещами». Ищущий, да обрящет. Пара мест в Москве давно находились у старика на подозрении. Но сунуться туда он боялся.
Позвонил давний клиент. Поболтали «за жизнь», за дела, за общих знакомых. Семёныч, сам для себя неожиданно - давно не брал такую работу - уговорился на портретную фотосессию. На завтра. Положив трубку, обозрел пылящиеся на стене фоны и прочие прибамбасы. Сообразил, что теперь у него отличный повод: посадить под яркий свет и порассматривать Ромку. «А может, даже заснять!»
Ассистент пришёл около четырёх. Поздоровался, выложил из кейса пакеты с печеньем и пряниками: точно такими же, как сгрыз вчера. Семёныч похвалил:
- Молодец! Я тоже купил еды. Покормишься здесь, сейчас? Сбегаешь в столовую? Или сразу начнём работать?
- Сейчас, здесь.
- Сыр и ветчина в холодильнике, чай, сладкое и хлеб - в тумбочке под столом, чайник - на столе, ток - в розетке, вода - в кране. Я уже пообедал, хозяйничай сам.
Старик удобно расположился на диванчике в углу и стал наблюдать, как Роман хозяйничает. Ещё раз отметил, что смотреть на ассистента приятно не только за работой. «Такие отточенные движения я видел лишь у ребят из балета. И у пожилого японца, мастера чего-то-там-до. Вот, больше на японца похоже: узкоглазый, в отличие от балеток, не рисовался, не выделывался. Ведь на пристальный взгляд тоже все по-разному реагируют. Мало кому совсем безразлично. Некоторые злятся или смущаются. Некоторые начинают играть на публику. Роман вроде и не против, чтобы я его разглядывал. И в тоже время, ему до фонаря. Точно, как Чернышу!»
- Ром, ты в прошлой жизни котом не был? Большим, чёрным, гладким, с наглыми жёлтыми глазами?
Мимолётно приподнятая бровь:
- Вряд ли. А что, похож? Кстати, привет вам от Геннадия Николаевича.
- Не посеял по дороге. Хорошо.
- Что не посеял?
- Привет.
- А, понял, - лёгкая улыбка. - Кстати, вы купили мои любимые сыры. Интересно, откуда узнали?
- Да как-то так... Пальцем ткнул наугад.
- И часто вы так, наугад?
Семёныч невольно поёжился. От пронзительного чёрного взгляда, от тёмного касания: будто по нервам - мягкой лапкой. Тьма заклубилась, потянулась к фотографу: скорее любопытно, чем с угрозой. Подержав в руках резной кувшинчик, старик стал видеть больше, чувствовать ярче и острее, на порядок. Вчера подобная картина напугала бы его до полусмерти. Но со вчера и уверенности стало больше. Он уже не боялся любых проявлений этого до оторопи, до дрожи. Как здоровый, сытый, тепло одетый человек не боится ледяного ветра. Ёжится, однако не без удовольствия подставляет порывам разгорячённое лицо. Ответил с улыбкой:
- Бывает. А у тебя?
- Тоже бывает. Иногда, - Роман отвёл глаза и теперь задумчиво, рассеянно ухмылялся, глядя на тарелку с сыром.
- Ты ешь, ешь, нечего на него смотреть. У нас ещё работы до вечера.
- Работа, да, - ещё один пронзительный взгляд на старого фотографа.
Семёныч прикинул: он мог бы попробовать загородиться от этого, довольно неуютного, «рентгена». Но пока не стал. Наблюдал, как ассистент уписывает дорогущее и сомнительное лакомство: «Ему, правда, нравится этот дурацкий сыр с плесенью! Удивительно. Хотя на фоне прочих... гм, особенностей, которые мне не померещились...»
Дёсны у Ромки, прикончившего сыр и с аппетитом кусавшего теперь бутерброд с ветчиной, тоже были тёмные, как у злого зверя. Особенно заметно по сравнению с ослепительно белыми, крупными, острыми зубами. Светлая, тронутая лёгким загаром кожа выглядела идеальной до неправдоподобия. Не такая нежная, как бывает у детей и девушек. Но ровная, упругая, без малейшего изъяна. Никаких шрамов, родинок, юношеских прыщей или следов от них, чёрных точек в порах. «Притом, он ведь не актёр, который работает лицом! Парень с биографией, как сказал Генка! А смотришь, похож не на человека из плоти и крови - на ожившую чёрно-белую фотографию. Безупречно отретушированную, слегка тонированную в тёплый тон. Да уж, решил бес явиться к фотографу, и принял облик...» Семёныч зафиксировал мысль, но хода ей не дал: «Миша, ты видишь то, что видишь. Но что это значит на самом деле? Ты слишком мало знаешь. Вот и повремени пока с версиями, тем более, с выводами».