- Договорились.
Про себя старик подумал: «Вероятно, я сейчас подобен дикарю, который радостно выменял стеклянные бусы на золотой песок. Хотя, нет. Пусть я не знаю настоящей цены своему «золоту», я получаю взамен не дурацкие блестяшки - антибиотики, стальные ножи и прочие нужные в хозяйстве вещи. И любопытство удовлетворяю, опять-таки».
- Михал Семёныч, а что за чужой заказ?
- Ты завтра в котором часу придёшь?
- После обеда, как сегодня.
- Значит, пропустишь. На утро мне заказали портретную фотосессию. Давно я не брался, хочу сейчас прорепетировать, подготовить свет. Поможешь? Посидишь «моделью»?
- Естественно, - ухмыльнулся Ромка. - А если расскажите, что, как и зачем, так даже с удовольствием. Я студийный портрет снимал мало и давно.
***
Хмыкнул: «Давно - даже по моим меркам, во времёна Луи Даггера. И вряд ли я стану всерьёз этим заниматься. Но послушать профессионала, мастера своего дела, любопытно всегда. А ещё любопытнее, что старику придётся к слову».
Семёныч быстро, сноровисто доставал, разворачивал, расставлял и развешивал по местам вспышки, отражатели, фоны. Студийными новинками Ромига вскользь, но интересовался. Кое-что шло в ход при съёмке археологических находок. Потому он мог оценить: как и в печатной, здесь у старика всё было отлично подобрано и отлажено. А репетировал фотограф, похоже, в основном, чтобы в подробностях разглядеть ученика.
Менял схемы освещения, просил то повернуться, то по-разному наклонить голову, посмотреть туда или сюда. Объяснял с пятого на десятое. Больше просто дирижировал «моделью» и показывал, что получается, держа в руках зеркало. Как ложатся на лицо свет и тени, как сильно меняется от этого одинаковое, на самом деле, выражение. Для бывшего военкора «Тайногородских известий», снимавшего на бегу, на лету, при каком попало свете, это не новость. Но в сочетании со студийным оборудованием, где многим можно управлять - довольно интересно.
Впрочем, куда любопытнее Ромиге было разглядывать увлечённого делом Семёныча. Нав, естественно, не первый раз за ним наблюдал. Но сегодня попробовал мысленно убавить челу возраста: десять, двадцать, тридцать лет. «Сдаётся мне, когда-то мы уже встречались. Давно и мимолётно». Память у Ромиги была отличная даже для его генстатуса. Но запоминать всех мелькающих мимо челов - невыполнимая и ненужная задача. Однако, если мысль возникла, значит кто-то похожий когда-то чем-то привлёк внимание. «Да. Того паренька тоже звали Мишка, а фамилию я не помню. При случае разъясню».
Хитрый, многозначительный взгляд сквозь очки:
- Обычно световая схема портрета лучше всего читается по бликам в глазах «модели», - и пауза.
«Наблюдательный ты, чел. Спящий создал все разумные расы, при огромных различиях, поразительно сходными внешне. Надо либо знать, либо очень внимательно смотреть, чтобы заметить разницу». Нав ждал продолжения: про блики в своих зрачках, вернее, про их отсутствие. Ждал вопроса. Но Семёныч не стал развивать тему и, как ни в чём не бывало, вернулся к «лекции» по матчасти.
- Я так в своё время очень многое высмотрел в иностранных журналах. Пока не было фирменного оборудования, сам мастерил из подручных средств. Вот этот отражатель - последний из того рукоделья. Ладно, время позднее, пора заканчивать... Давай по «чайковскому»? Или сразу домой?
Ромига был почти уверен, что больше ничего интересного сегодня не увидит и не услышит. Старик явно устал, а сам нав хотел поскорее попасть в Цитадель: к комиссару и в архивы. Посмотрел на часы:
- Можно и сразу. Вам же, насколько я понял, далеко ехать?
- Напрямую-то близко, но с линии на линию, с пересадками - час.
Быстро прибрались, попрощались и разошлись до завтра.
Глава 18
С момента поступления в Университет, у «Романа Чернова» была городская квартира, где он ночевал, готовился к занятиям, принимал гостей-челов. Ромигины апартаменты в Цитадели, между тем, всё больше превращались из жилья в магическую лабораторию и склад всяких странных вещей. Как по всей Цитадели, здесь царила идеальная чистота и порядок, но довольно своеобразный. Например, все горизонтальные поверхности, за исключением письменного стола, но включая кровать, оказались погребены под ровными штабелями аккуратно надписанных коробок. А отдыхать хозяин предпочитал в любимом кресле-качалке. Знакомые навы не считали это порядком и комментировали со свойственным всем тёмным ехидством. Ромига, с аналогичным ехидством, тут же набивался в гости сам. Однако сейчас ему было не до дружеских посиделок, да и к себе он зашёл буквально на минутку. Дозвонился Сантьяге: «Появились подвижки по той моей теме, которую вы курируете. Хочу обсудить, чем скорее, тем лучше». Комиссар назначил время: через полчаса в его кабинете, и ждал доклада.