Один рисунок маленькой художницы таки украсил стену навского жилища, где отродясь не водилось дырок в обоях. Ромига помнил его в деталях, достаточно закрыть глаза. Хотя, вроде, ничего особенного, далеко от совершенства исполнения.
Тушью, акварелью, цветными карандашами по обычному альбомному листу. На этот раз никаких разноцветных небес, многих лун и солнц. Всё очень по-земному. На цветущем зелёном лугу, под лазоревым небом с единственным золотым солнышком сидит, скрестив ноги, парень в чёрном. Рядом валяется тощий рюкзачок. Из-за плеч торчат рукояти катан. Растрёпанные ветром волосы почти скрыли склонённое лицо. Резко очерченный подбородок, намёк на улыбку, впалая щека, просверк чёрного глаза сквозь пряди. Вполне узнаваемо, хотя Ромига таким лохматым отродясь не ходил. А вокруг парня порхают разноцветные бабочки. Одна, яркая, оранжево-зелёная, присела на протянутую ладонь...
Ириска тогда спросила:
- Нравится? Кажется, у меня нарисовалось начало новой главы.
Ромига долго смотрел, стараясь уловить, что за струнки цепляет в нём немудрёная картинка:
- Грустно как-то. Что ты на этот раз нагадала моему двойнику? А, Ириска?
- Грустно? Почему?
Она видела солнечный луг, да что там, сама была одной из этих разноцветных бабочек. Он видел чужеродность нарисованного чёрного этому яркому, цветному миру. Его силу, упорство и усталость. Уже не здоровую, голодную худобу, долгий путь за спиной одинокой фигурки.
- «Понадёжнее было бы рук твоих кольцо, покороче б, наверное, дорога мне легла», - промурлыкал он тихонько, чтобы поменьше фальшивить. Сам не понял, к чему. Эту песню пели в экспедициях, но ему она никогда не нравилась. Бессмысленные человские страсти в клочья. А тут вдруг всплыла...
Глаза в глаза: чёрный прищур - широко распахнутые зелёно-карие плошки:
- Ром, так ведь и надо! Чего хорошего в короткой дороге? Дорога должна быть длинной, как жизнь, или ещё длиннее. И чтобы куда ни пойдёшь, носил в сердце память о доме. А дома помнили, ждали и обязательно дождались.
Ромига вздрогнул, как она это сказала. Попросил подарить рисунок. Часто смотрел на него, вспоминая тот разговор...
Глава 19
В лаборатории довольный Семёныч развешивал на просушку отснятые утром и уже проявленные плёнки. Ромига мельком глянул на негативы: юная, модельной внешности дева и представительный седой мужчина. Тончайший намёк на эротику, яркие и целеустремлённые, неуловимо похожие лица.
- Кто они?
- Пигмалион и Галатея, - плутовато-загадочно усмехнулся старый фотограф. - Допечатываем сейчас твои слайды?
- Да, Сергей Геннадьевич дал наказ: сегодня закончить. Кстати, ещё один привет. Получите, распишитесь!
- И ему тоже, когда увидишь. Всё собираюсь зайти к нему. Может, завтра...
- Думаю, завтра он будет весь в сборах: мы в понедельник улетаем на конференцию. Перекусить есть?
- Как обычно: в холодильнике. Кормись, и за работу. Я пока подготовлю всё.
Вечером Ромига уносил с собой готовые фото. Обдумывал, с чем придёт к Семёнычу в следующий раз, когда вернётся из поездки. Планировал кое-какие самостоятельные опыты по «плетению судьбы». Настроение было отличное. До Цитадели снова шагал пешком, тихонько насвистывая на ходу, и ледяной ветер с моросью - не помеха.
Дома потратил полчаса и немного энергии на упаковку «склада», заполонившего апартаменты. Освободил одну комнату и, довольный, завалился спать.
Засыпал, воображая, как будет оборудовать собственную лабу в Цитадели. А приснилось, будто перетаскивает к себе всё от Семёныча, и настроение при этом удивительно пакостное. Пусто, грустно... Открыл глаза с мыслью, что непременно переживёт старого фотографа. Лет через десять - двадцать примерно так и будет. «Нечего грустить из-за чела, тем более, заранее!» Полежал, глядя во Тьму, уютно клубящуюся по углам. Грусть истончилась, растаяла, затерялась среди теней... Начал снова задрёмывать и будто в пропасть провалился.
Утром, с трудом разлепив глаза, разминаясь спросонок, Ромига подумал: «Только дома, в собственной постели так крепко спится. Но где же утренняя бодрость?» Челы на такое говорят: встал не с той ноги. Мрачное настроение, вялость и скованность в движениях и мыслях. Ромига с удивлением поймал себя на том, что не хочет идти на тренировку. Специально выгадал несколько часов, выкроил из очень плотного графика, чтобы хорошенько встряхнуться перед отъездом из Города. «Что значит, не хочу? Как это вообще может быть?» Но удивление тоже потонуло в вялой апатии.