- А монах?
- А монах уже знает. Его наутро убили. Не я - свои. И нельзя было иначе. Но хоть мы враги, а хотел бы я, чтобы Спящий его после в каком-нибудь хорошем сне увидел.
Ромига ждал шквала вопросов: почему нельзя иначе, кто такой Спящий, почему враги. Приготовился читать стандартную, без импровизаций уже, лекцию про Тайный Город. Но Семёныч спохватился, будто испугался разом узнать слишком много:
- Ром, я не хочу сейчас расспрашивать, откуда ты такой взялся. Очень любопытно, но времени у нас с тобой мало. Просто хорошо, что ты есть. Давай лучше фокус покажу. Вряд ли я тебя сильно удивлю. Но я много лет её не звал. Сперва не хотел, потом не мог, а сейчас, после твоего подарка, точно получится.
Семёныч быстро сжал горсти, будто поймал что-то в воздухе, а когда раскрыл, на правой ладони сидела большая серебристая бабочка. Вспорхнула, покружила по комнате и опустилась на подставленную руку нава. Ветерок от крыльев, едва ощутимый вес, цепкие лапки щекочут кожу. Ромига залюбовался переливами серого, чёрными штрихами жилок на изящно вырезанных крыльях. Бабочка переползла на сгиб пальца, позволяя рассмотреть себя в профиль. Мираж, но такой достоверный и красивый! Нав поднёс бабочку поближе к лицу... Вспышка и щелчок фотоаппарата.
Пока Ромига отвлёкся на бабочку, коварный Семёныч подхватил вечно лежащий на столе ФЭД и сфотографировал. Естественно, за время срабатывания затвора нав успел бы не только смазаться в кадре, но и оторвать голову фотографу. При желании. Но Ромига позволил изображению спокойно лечь на эмульсию. Потом глянул на старика, сердито сдвинув брови - подставился для второго снимка. Лишь после сказал:
- Плёнку гоните!
- Там ещё остались кадры. Хочешь, сфотографируй меня? А то вечно сапожник без сапог.
- Давай. Только объясни, чем ты пыхал? Бабочка прекрасна сама по себе, как произведение искусства. Но колдовать так я тоже могу, - на ладони Ромиги быстро сменили друг друга несколько забавных, будто детские мультяшки, иллюзорных существ. - А свет - я не понял. Как ты это делаешь?
- Люда научила. Сказала, последнее средство от упырей, но глупому фотографу вместо вспышки тоже сгодится. Пока вспышки были магниевые, одноразовые, правда, выходила экономия. А про упырей она, наверное, пошутила.
«Не пошутила. Облегчённая версия «протуберанца», на крохах энергии. Масана не убьёт, но прижарит до волдырей и временно ослепит».
- Самое трудное, Ром, зажигать этот свет в нужной точке и с нужной силой. Этому я уже сам учился. Будет время, расскажу и научу. Давай, сфотографируй меня, и за работу. Тебе ещё ехать обратно к Гене.
***
Семёныч передал Ромке ФЭД из рук в руки. Длинные пальцы привычно сжались на корпусе, пробежали по элементам управления. Старый фотограф мог поклясться, что видел похожую камеру в очень похожих руках. Полвека назад. Дважды, с интервалом в полтора года. То были разные люди. А руки и манера держать фотоаппарат - одинаковые. Камера - прообраз ФЭДа, «Лейка» - тоже как бы одна. Да и люди похожие: высокие, худые, темноволосые... Примерно тогда же Семёныч впервые услышал слово «морок». Но мысль, что те два военкора и Ромка Чернов - на самом деле, одна личность, показалась фотографу слишком крамольной. Очень хотел спросить: «Не воевал ли у тебя дед в Отечественную?» Но почуял, вопрос не предполагает простого ответа, потому не ко времени.
- Семёныч, что там у тебя за плёнка?
- Четырёхсотка, че-бе. Ещё имей в виду, спуск слегка заедает.
- Понял, - Ромка улыбнулся, глядя правым глазом в видоискатель, левым - на Семёныча. Встал, заскользил по комнате, ловя ракурс.
«Чертовщина! Натуральная! Как две капли!»
- Семёныч, какой тебе подарок из Вены привезти?
- Даже не знаю. Сам бы я хорошенько пошарил на прилавках с фотоальбомами... Нет, лучше выкрои время и привези интересных снимков. Своих. Чтобы вместе попечатать потом.
С языка чуть не сорвалось: «А главное, возвращайся живой и в порядке!» Но это было бы точно лишнее...
- Поснимаю, если получится. График очень плотный. Но архив у меня большой. Что печатать, всегда найду. Не думай, Семёныч, что легко от меня отделаешься. Надеюсь, когда приеду, пропуск уже будет?
За разговором гибкая, стремительная тень продолжала скользить по комнате. Старенький ФЭД щёлкал на небольшой выдержке, безо всяких вспышек. Семёныч чувствовал тёмное колдовство и не сомневался: Ромка прекрасно знает, что делает. Думал: «Двух недель не прошло, а я уже привык к этому рядом. Уедет, заскучаю. Хорошо, работы много».