Выбрать главу

- Ром, ты всё-таки оставь мне эту плёнку. Вернёшься, будут готовые портреты. Должны хорошо получиться.

- Наверняка получатся! Всё, последний кадр. Пошли допечатывать, и я поеду.

 

Конец первой книги

Книга II. Подворотня

А небо-то в алмазах! - Но кажется с овчинку.

(народное)

Глава I

Октябрь 1996

Погода для середины октября стояла удивительно мерзкая. Утром Семёныч шёл на работу под проливным дождём. К вечеру резко похолодало. Ветер швырял в лицо снежную крупу, перехватывал дыхание, выжимал слёзы из глаз. Бывшие лужи - чёрная наледь на асфальте - караулили неосторожного пешехода.

«Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Нет, с поправкой на современный город, приличная собака хозяина на улицу не вытащит». А надо с работы добрести до метро, от метро - до дому, да ещё завернуть по дороге в продуктовый магазин. Хромая нога ныла как зуб, плохо слушалась. Старик тяжело опирался на трость. Обычно он ходил без неё, но по совету Ромки, забежавшего попечатать в ночную смену, прихватил из портретного реквизита.

Подумал об ученике - на сердце потеплело. Месяц назад в уме не держал: делить с кем-то лабораторию, учить. А привязался к странноватому и жутковатому типу, как к собственному ребёнку. Возвращению Ромки с конференции радовался, будто празднику. «Жаль, за диссертационными хлопотами ему сейчас не до фотографии. И не до наших прочих, ещё более интересных, дел. Хотя в диссертации ли дело? По словам Гены, аспирант прёт к защите, как танк: ничем не своротишь. Может, у него на личном фронте нелады?» Таким злым и встрёпанным, как перед отъездом в Вену, старик Ромку больше не видел. Но парень явно подрастерял свою великолепную, жизнерадостную невозмутимость, ходил хмурым и озабоченным. Или просто устал сверх меры?

Семёныч жалел, что не остался ночевать на работе. Делал так иногда, когда засиживался допоздна. Или в «нелётную», как сегодня, погоду. Попили бы чаю, поболтали за жизнь. Может, Ромка проговорился бы, наконец, что его гнетёт. Вместе подумали бы, а то и попробовали что-то сделать. Потом Семёныч завалился бы на диванчик и «отбыл в Храпово», а Роман сел печатать.

Однако на утро субботы старик запланировал домашние дела и визит в сберкассу, а планы менять не любил до крайности. Потому ковылял по вьюжной, тёмной Москве, мысленно костеря собачью погоду и собственное упрямство. Нырнул в метро: оазис тепла и света. Привычный маршрут, пустые, по позднему времени, вагоны. Угрелся на жёстком сиденье, укачало, убаюкало мерным перестуком колёс. Задремал. Был спокоен, знал, что свою остановку не проспит.

В какой-то момент сквозь дрёму учуял огонёк рядом: живой, весёлый, жаркий. Не из тех, на которые срабатывает пожарная сигнализация. Из тех, что ходят в толпе, как обычные люди: две руки, две ноги, туловище и голова. Обязательно рыжая! Открывая глаза, Семёныч знал, кого увидит. Точно! Только с возрастом ошибся. Не взрослый - подросток, на вид, лет четырнадцати. Свободно расположился на сиденье напротив. Модные джинсы, курточка, лопушастые наушники дорогого плеера. Читал какую-то книгу в пёстрой обложке, улыбался, покачивал головой в такт музыке. Медные кудри, тонкое, будто из старинного фарфора, лицо, крупные, на вырост, красивые руки.

Мальчик почувствовал чужое внимание. Взлетели вверх пушистые ресницы, карие глаза встретились с выцветшими голубыми, смерили старика снисходительным взглядом. По губам скользнула едва заметная высокомерная улыбка. Снова носом в книгу, и никакого дела до случайного попутчика.

Старик тоже усмехнулся про себя. Конечно, у рыжика есть основания для чувства превосходства. Его огонёк горит ярко, молодая сила кипит в крови, жизнь только начинается. А Семёныч большую часть своей жизни прожил. Можно терзаться сожалениями, но лучше радоваться тому, что осталось. Тем более, с появлением Романа, каждый день старого фотографа стал захватывающе интересным.

Даже то, что Семёныч спокойно разглядывал рыжего, а не выскочил из вагона на ближайшей станции, было результатом общения с учеником. Старик принципиально не приставал с расспросами, а Ромка выдавал информацию гомеопатическими дозами. Однако за время общения собственный опыт Семёныча сложился с его словами и оговорками в захватывающую картину. Она была далека от полноты, но как же это увлекательно - на восьмом десятке лет неторопливо открывать для себя новый мир.