Мы с Витей, не медля, переписали названья нескольких рукописей и послали их Леле, умоляя приехать его самого. В ответ, через день, Леля телеграфировал, что Академия Наук командирует ученого, хранителя рукописей Срезневского, а еще через день Срезневский[105][106] спешно прибыл в Минск. Он познакомился с рукописями, взял под расписку некоторые из них, которые он считал нужными представить Академии для того, чтобы выхлопотать сумму денег для их приобретенья.
Действительно, Академия сочла их интересными, важными. Был поднят вопрос, как раздобыть десять тысяч, чтобы приобрести всю коллекцию, которую вдова отдавала с большой охотой. Волновался Леля, боясь потерять случай приобрести для Академии все эти ценности. Волновались и мы с Витей, и особенно душа Археологического Общества Андрей Снитко, местный белорусский помещик, с которым мы очень тогда сошлись. В Академии дело как будто и налаживалось, но что-то затягивалось. Выхлопотать такое крупное ассигнование было нелегко. Опасаясь, что ценная коллекция, оставшись без призора, разойдется по рукам скупщиков (Академия была намерена взять лишь книжный рукописный запас), Скрынченко известил известных любителей и знатоков: графиню Уварову[107], Забелина[108], Щукина[109], князя Щербатова[110]. Но графиня Уварова была в отсутствии, Щукин и Забелин тяжело больны, Щербатов заглазно предполагал дать восемь тысяч за все.
Тем временем приехал к вдове Татур меценат граф Тышкевич[111], взглянул на эти четыре комнаты и, не торгуясь, выложил ей наличными двадцать тысяч. Все было немедленно запаковано и отправлено в его резиденцию «Червонный Двор»[112]. Снитко и Скрынченко чуть не плакали, а Леля не успел еще даже выяснить решение Академии, когда нам пришлось известить его о необходимости вернуть рукописи, закупленные Тышкевичем.
Хотя мы были членами общества, которое фанатически собирало все следы русско-славянской культуры и было одушевлено довольно острым антагонизмом с польской культурой и «польским засильем», мы с Витей не могли проникнуться их шовинизмом! Эти чувства совершенно чужды восточным губерниям, где борьба национальностей отсутствует и в особенности не разжигается. Там почти сплошь одно русское племя, а инородец является даже приятным исключением. С немецкими колониями, хотя и обставленными гораздо лучше нас, антагонизма не было совсем, хотя они держали себя отчаянно особняком, а с мордвой, татарами, чувашами к чему же тягаться?
Нельзя было не дать справедливой оценки не польскому народу, мало отличающемуся от нашего, но польской интеллигенции, в которой чувства патриотизма и национальности не разбавлены безразличием, космополитизмом, нигилизмом! Они любят свою родину и гордятся ею, гордятся и деятелями ее. Для них не безразличны, не вызывают критики и насмешки имена князей Островских, Огинских, Сапег, Сангушко, Вишневецких, Друцких, в особенности самых популярных из них Радзивилл. Имена князей: Радзивилл Черный[113], Радзивилл Сиротко, Радзивилл Пане-Коханский[114], произносимые с восторгом и уважением, слышатся в любой польской речи, когда поляки перебирают прошлое и настоящее своей родины. Несвиж, Лахва, Клецк, Мир, Олыка и сотни других местечек и селений, владения князей Радзивилл (частью отошедших по женской линии к Гогенлое, Витгенштейнам и конфискованных) известны всему краю.
Из современников еще существовал князь Радзивилл на русской службе, принимавший участие в Японской войне. Раза два он заезжал к нам по поводу каких-то раскопок и орудий каменного века, которые он хотел пожертвовать в Эрмитаж. Старшая линия Радзивилл живет за границей, вдова с малолетними сыновьями, и только изредка наезжает в свой замок в Несвиже близ Немана, дивный исторический замок! Было еще немало замков и менее видных палаццо с остатками былого великолепия, владельцы которых бережно хранили памятники былой культуры и собранные ценные библиотеки, картинные галереи. Щарсы Хрептовичей, Логойск Тышкевичей, Мышь Ходкевичей[115], Погост Друцких-Любецких, Березино Потоцких и многие другие – настоящие музеи. Поречье Скирмунта с образцовым хозяйством[116] не вызывают своим богатством зависти, а будят национальную гордость той части интеллигенции, которая у нас считает своим долгом становиться в оппозицию и бежать с красным флагом впереди пьяных погромщиков.
Но я опять возвращаюсь к погромам! Да, забыть их нельзя, но не вспоминать их можно усилием воли. Нам мало приходилось тогда встречаться с польским Обществом, которое только раз в год перед Рождеством съезжалось в Минске на свои блестящие благотворительные базары и балы. Обыкновенно же Общество круглый год проводило за хозяйством в своих имениях. Мы не знали польского языка, не читали польских исторических книг, но самое поверхностное знакомство с историей этого края, на месте, представляло в ином свете и раздел Польши, и польские мятежи, и Муравьева[117], и ссылки.
105
Срезневский Всеволод Измаилович (1867 – 1936), археограф, палеограф, историк литературы, библиограф, член-корр. ИАН, в 1891-1893 гг. работал в Императорской публичной библиотеке, с 1893 – в Библиотеке академии наук, где в 1901-1931 гг. был хранителем отделения славянских рукописей.
107
Уварова Прасковья Сергеевна (рожд. Щербатова, 1840 – 1924), графиня, археолог, историк, председатель Московского археологического общества, жена А. С. Уварова, основателя Исторического музея, почетный член управления Музея.
108
Забелин Иван Егорович (1820 – 1908), археолог и историк, специалист по истории Москвы; член-корреспондент по разряду историко-политических наук, почётный член ИАН, инициатор создания и директор Императорского Российского Исторического музея. Автор ряда капитальных трудов по истории России.
110
Щербатов Николай Сергеевич (1853 – 1929), князь, историк, археолог. Последний директор Императорского Исторического музея в Москве, брат графини П. С. Уваровой.
111
Тышкевич Бенедикт Ян (1852 – 1835), коллекционер из рода Тышкевичей, владелец Червоного (Красного) двора под Ковно.
113
Радзивилл Николай Христофор по прозвищу Чёрный (1515 – 1565), государственный деятель Великого княжества Литовского, отец Николая Сиротко. Был прозван Чёрным из-за цвета своей бороды.
114
Радзивилл Кароль Станислав (Пане Коханку, 1734 – 1790), виленский воевода с 1762 г. Владел огромным поместьем, знаменитым Несвижским замком.
117
Муравьев-Виленский Михаил Николаевич (1796 – 1866), граф, участник Отечественной войны 1812 года, гродненский, минский и виленский генерал-губернатор (1863 – 1865). Известен решительным подавлением восстаний в Северо-Западном крае, прежде всего, польского восстания 1863 г.