Я стояла перед ними с видом победителя. Быть центром всеобщего внимания оказалось очень приятно. Я не торопилась предъявлять свою находку и с удовольствием наблюдала за восторженным, нетерпеливым и скептичным взглядами моих друзей. Стоп! Почему скептичным? Этот полупрозрачный не верит, что я нашла философский камень? Ну я ему сейчас покажу! Небрежно отмахнувшись от нетерпеливых зрителей, я без спешки подошла к столу. Внимательно его осмотрела, смахнула несколько воображаемых пылинок (после того, как здесь побывала Настена с водой и тряпкой, от пыли не осталось и следа). За спиной раздалось нетерпеливое ворчание.
Я положила мешочек на стол и принялась развязывать его. Ваня с Настей напирали сзади и толкали меня под руки, и без того трясущиеся. Марк взлетел повыше и завис на самом удобном зрительском месте. Не справившись с кожаными завязками, я просто рванула истлевшую ткань, и нашим взорам предстал он. Темно-коричневый, пористый, будто надкусанный человеком, потерявшим по меньшей мере пару зубов.
— Это и есть философский камень? — Разочарованно протянул брат.
— Я его другим представляла, — сказала Настя.
Я молча стояла и смотрела на это. Философским камнем оно точно не было.
— По-моему, это хлеб, — нарушил молчание Марк. — Какой-то работяга на строительстве замка пообедал этим хлебом и заныкал кусочек до следующего раза да забыл.
Будь на месте призрака кто-нибудь более впечатлительный, он бы немедленно рассыпался в прах под моим взглядом. К сожалению, бесплотного духа было не так-то легко пронять. Он глянул на меня и разразился поистине гомерическим хохотом, к нему тут же присоединились ребята.
Падать с таких высот убийственно для самолюбия. Победный марш, звучавший в моем воображении, уступил место траурному. Я была смятена, раздавлена, разбита и напоследок уничтожена. Черствый кусок хлеба немедленно стал моим злейшим врагом. В бессознательной попытке уничтожить это подлое свидетельство моего унижения я схватила его и сжала в кулаке. Хлебец хрустнул и рассыпался на мелкие кусочки.
Марк, едва отсмеявшись, снова оглушительно захохотал, Ванька тут же его поддержал.
— Ой, не могу, — смеялся он. — Храбрая портняжка раздавила камень.
Парни уже катались по полу, держась за животы и подергивая ногами. Точнее, катался один Ванька, призрак по-прежнему висел в воздухе, но ножками дрыгал.
— Маш, — Настя положила руку мне на плечо, — не слушай их. Все мальчишки — дураки, что с них взять?
Я устало опустилась в кресло.
— Да что на них обижаться? Я сама виновата. Надо было сначала проверить, а потом уже вопить на весь замок, — я бы тоже посмеялась, если бы мне не было так паршиво.
— Я пойду, пожалуй, — сказала я после короткого раздумья. — Вернусь на стену.
Потайная дверь с негромким стуком закрылась за мной, заглушая непрекращающиеся взрывы хохота.
Минут пятнадцать я бездумно шарила о наружной стене замка. Постепенно разочарование уступало место нехорошему предчувствию: эти двое ни за что не забудут о моем провале и будут напоминать о нем при каждом удобном случае. Может сразу уйти в монастырь, чтобы не терпеть вечных насмешек? Идея заманчивая, но невыполнимая — люблю я их обоих. Так что придется мне остаться с ними и усиленно вырабатывать невосприимчивость к их шуточкам.
Я почти воспрянула духом, когда в ближайшем оконном проеме показалась взъерошенная Ванькина голова. Он все еще икал от смеха.
— Маш, — начал он. — Ик, ты, это, не обижайся на нас. Ик. Мы, это, — он задумался, — ну смешно же было, — брат дернулся, как от сильного тычка под ребра. — В смысле, мы так нервное напряжение снимали. Вот, — выкрутился он.
— Спасибо, Настя, - сказала я. — Это очень мило.
Настенька тоже высунулась в окно.
— Как ты догадалась, что я рядом? — Вопросило наивное создание, хлопая глазками.
— Ты думаешь, Ванька сам бы пошел извиняться?
— Но он же тебя любит, — любящий брат энергично закивал в подтверждение Настиных слов.
— Верю, и поэтому не обижаюсь.
— Я тоже тебя люблю, — возвестил взявшийся из ниоткуда призрак. — Ужасно страдаю, пишу стихи и даже не смею мечтать о взаимности.
— А этот пусть не надеется на прощение, — продолжила я, указывая на Марка. — Будет вымаливать его на коленях. И не факт, что вымолит.
— Жестокая ты, Машка. Я к ней со всей душой, а она...
— У тебя только душа и осталась, — парировала я.
— Она в порядке, — сделал вывод Ванька. — Продолжаем работу. Оставим нашего портняжку наедине с камнями, — и скрылся, подлец.
Глава 14
Тринадцатый день,