– Да кто же тебе сказал все это, Фэнни? – спросил я его. Он помотал головой. – Ты сам придумал? – Он снова затряс головой. – Это родители тебе сказали?
В темном углу хихикнула Констанс – хихикнула без всякого юмора. От ее смешка холодок пробежал по мне – он вызвал в моем воображении сцены почти животной, скотской, жизни. Очевидно, таковой она и была на самом деле, и все остальные дети знали об этом. И, как я выяснил позже, еще более неестественной, чем я мог бы когда-нибудь вообразить.
Так или иначе, я взмахнул руками – то ли в отчаянии, то ли в нетерпении, – и бедная девочка, видно, подумала, что я собираюсь ударить ее брата, и крикнула:
– Это Грегори!
Фэнни оглянулся на нее, и, клянусь, я в жизни не видел более испуганного лица. В следующее мгновение он вскочил со стула и пулей вылетел из класса. Тщетно я пытался остановить его. Он бежал, как будто спасая свою жизнь, бежал к лесу, петляя как заяц. Девочка застыла в дверях, глядя ему вслед. Теперь уже ее охватил ужас – она вся побелела от страха.
– Констанс, кто такой Грегори? – спросил я, и ее лицо исказилось. – Это не он ли подходит иногда к школе? У него еще вот такие волосы? – Я завел руки за голову и широко растопырил пальцы. И тут она тоже сорвалась прочь, удирая со всех ног.
Итак, в тот полдень я получил признание учеников. Они, конечно, решили, что я высек обоих Бэйтов и таким образом стал полноценным участником естественного для города течения жизни. И вечером того дня на ужин я был награжден если и не добавкой картошки, то неким подобием улыбки Софронии Матер. Вероятно, Этель Бердвуд доложила своей матери, что учитель все-таки нашел причину для наказания.
Последующие два дня Фэнни и Констанс не приходили на занятия. Меня это беспокоило, я думал, что повел себя с ними настолько неуклюже, что они больше не придут никогда. На второй день я уже не находил себе места и во время ленча от волнения мерил шагами школьный двор. Дети с удивлением глядели на меня как на опасного лунатика: они знали, что на большой перемене учитель должен находиться в помещении и пороть провинившихся. Вдруг я услышал то, что заставило меня замереть на месте, резко развернуться и быстро подойти к девочкам, расположившимся на траве. Это были самые старшие, и одна из них – Этель Бердвуд. Я был уверен, что слышал, как она упомянула имя Грегори.
– Расскажи-ка мне о Грегори, Этель, – попросил я.
– Каком Грегори? – она жеманно улыбнулась. – Здесь нет никого с таким именем. – Она бросила на меня томный взгляд, и я уверен, что в этот момент Этель думала о деревенской традиции женитьбы школьного учителя на одной из его старших учениц. Она была очень самонадеянной девочкой, эта Этель Бердвуд, и у ее отца была репутация процветающего.
Я не поддался:
– Я только что слышал, как ты упомянула его имя.
– Вы, должно быть, ошиблись, мистер Джеймс, – ответила она, расточая мед.
– Не терплю лгунишек, – сказал я. – Расскажи мне о человеке по имени Грегори.
Без сомнения, они все решили, что ей грозит линейка. Ее подружка пришла на помощь:
– Мы просто говорили, что Грегори починил вон тот желоб, – девочка указала на стену школы. Один из водосточных желобов был явно новым.
– Ну что ж, он больше никогда не приблизится к школе, насколько в моих силах помешать этому, – заявил я и ушел, оставив их глупо хихикать.
В тот день мне пришла в голову мысль после занятий наведаться в логово льва, и я отправился к дому Бэйтов. Я знал, что это довольно далеко – примерно как от Милбурна до дома Льюиса. Выбрав кратчайшую, на мой взгляд, дорогу, я проделал уже довольно большой путь, мили три-четыре, когда мне начало казаться, что я зашел слишком далеко. По пути мне не встретилось никакого жилья, значит, дом Бэйтов находился где-то в самом лесу, а не на его окраине, как мне представлялось. Я пошел по довольно утоптанной тропинке и решил, что рано или поздно она выведет меня к цели.
К несчастью, я заблудился. Я спускался в лощины, взбирался на холмы и продирался через кустарники, пока совсем не перестал соображать, в какой стороне дорога. Все вокруг было ужасающе однообразным. И тут, уже перед наступлением сумерек, я почувствовал, что за мной наблюдают. Это было в высшей степени жуткое ощущение – словно за моей спиной затаился тигр, изготовившийся к прыжку. Я развернулся и прижался спиной к вязу. И тогда я увидел. В просвете зарослей, примерно в тридцати ярдах от меня, стоял человек – тот самый, который приходил к школе. Грегори, подумал я. Он молчал, я тоже. Он лишь пристально и абсолютно безмолвно глядел на меня; волосы взъерошены, лицо изжелта бледное. Я чувствовал, какая ненависть, сильнейшая ненависть исходит от него. Его окружал ореол непомерной жестокости – наряду с той особенной, необычной свободой, что я почувствовал при первой нашей встрече. Он был похож на безумца. Если бы он убил меня там, в лесу, – никто бы никогда не узнал. Поверьте мне, в его лице я видел смерть, больше ничего. И в тот самый момент, когда я ожидал, что Грегори бросится на меня, он вдруг шагнул за дерево.