– Что там?
Он не знал, чего искал, но то, что он увидел, было для него неожиданностью: весь задний двор, крыши всех соседних домов были припорошены снегом. Небу тоже, казалось, не хватало света. Он произнес:
– Всю ночь шел снег, Стелла. Джону Джеффри не стоило устраивать ту проклятую вечеринку.
4
Стелла села на кровати и заговорила с ним так, будто он сказал что-то вразумительное.
– Разве это было не год назад, Рики? Я не вижу никакой связи с выпавшим ночью снегом.
Он потер глаза и сухие щеки, пригладил усы.
– Прошлым вечером исполнился год, – затем он наконец услышал себя. – Нет, конечно, нет. То есть никакой связи.
– Ляг, пожалуйста, и расскажи мне, что не так, милый.
– О, со мной все в порядке, – сказал он, но вернулся в кровать. Когда он поднял одеяло, чтобы укрыться им, Стелла сказала:
– Неправда, милый. У тебя, похоже, был жуткий сон. Ты не хочешь рассказать мне его?
– Да он какой-то бессмысленный.
– И все же попытайся. – Стелла начала гладить его спину и плечи, и он обернулся взглянуть на нее. Как и сказал Сирс, Стелла была красавицей: она была красива в день их первой встречи и, очевидно, останется такой до конца жизни. Ее внешность ничем не напоминала пухлую милашку с коробки шоколадных конфет. Высокие скулы, правильные черты лица и тонкие черные брови. Волосы Стеллы совсем поседели после тридцати, и она отказалась осветлять их, за много лет предвосхитив, каким сексуальным станет сочетание густых седых волос с молодым лицом: и сейчас ее седые волосы оставались густыми, а лицо не намного старше, чем тогда. Ее лицо, строго говоря, никогда не было молодым и никогда не станет по-настоящему старым: выходило так, что с каждым годом, почти до пятидесятилетия, она набирала свою красоту и теперь обрела ее в полной мере. Она была на десять лет моложе Рики, но все еще выглядела чуть за сорок.
– Скажи мне, Рики, – попросила она, – что, черт возьми, происходит?
Он начал рассказывать ей свой сон и видел, как участие, ужас, любовь и страх отражались на ее прекрасном лице. Слушая, она продолжала гладить его спину, затем – грудь.
– Родной мой, – сказала она, когда он закончил, – и каждую ночь ты видишь такие сны?
– Нет. – Он смотрел на нее и видел под маской эмоций эгоцентризм и изумление, всегда присущие Стелле и слитые воедино. – Этот был самым плохим. – Затем чуть улыбнулся, потому что догадывался, к чему приведут ее поглаживания, и добавил: – Этот был лауреатом.
– В последние дни ты такой напряженный, – Стелла подняла руку и коснулась его губ.
– Я знаю.
– Вам всем снятся кошмары?
– Кому всем?
– Клубу Фантазеров, – она прижала руку к его щеке.
– Думаю, да.
– Понятно, – сказала она, села и, скрестив перед собой руки, начала стягивать через голову ночную рубашку. – А не кажется ли вам, старым дурачкам, что вам следует что-то с этим сделать? – Сняв рубашку, она движением головы откинула назад волосы. Двое детей оттянули ее груди, соски сделались большими и коричневыми, но тело Стеллы состарилось не намного сильнее, чем лицо.
– Мы не знаем, что делать, – признался он.
– Зато я знаю, – сказала она, откинулась на спину и протянула к нему руки. Если Рики когда и мечтал оставаться холостяком, как Сирс, то только не в это утро.
– Старый развратник, – сказала ему Стелла, когда они закончили. – Если бы не я, ты бы давно уже забыл, что это такое. Если бы не я, ты бы считал ниже своего достоинства когда-либо скинуть одежду.
– Неправда.
– Неужели? А что бы ты тогда делал? Гонялся за малолетками, как Льюис Бенедикт?
– Льюис не гоняется за малолетками.
– Ну тогда за двадцатилетками.
– Нет. Не стал бы.
– Вот. Я права. Ты бы вообще не занимался сексом, как твой драгоценный Сирс, – она поправила простыни и одеяла на своей половине кровати и встала со словами: – Я первая в душ. – Каждое утро Стелла подолгу плескалась в душе. Она надела серо-белый халат. – Я скажу тебе, что следует сделать. Прямо сейчас позвони Сирсу и расскажи ему про свой жуткий сон. Вам надо, по крайней мере, переговорить об этом – для начала. Насколько я знаю тебя и Сирса, вы можете неделями сидеть рядом и ничего не рассказывать друг другу о себе. Это отвратительно. О чем вы вообще говорите, скажи мне, пожалуйста?