– О чем говорим? – вопрос застал Рики врасплох. – Мы говорим о законах.
– Ах, о законах, – сказала Стелла и решительно направилась к ванной.
Когда спустя почти полчаса она вернулась, он сидел на кровати со смущенным видом. Мешки под глазами набрякли больше, чем обычно.
– Газету еще не принесли, – сказал он. – Я спускался посмотреть.
– Ну, разумеется, не принесли. – Стелла бросила полотенце и коробку салфеток на кровать и повернулась, чтобы уйти в гардеробную. – Как ты думаешь, сколько сейчас времени?
– Времени? Да, кстати, который час? Мои часы остались на столе.
– Всего лишь начало восьмого.
– Восьмого?
Они, как правило, не вставали раньше восьми, и Рики обычно бездельничал до ухода в офис на Уит Роу в девять тридцать. И хотя ни он, ни Сирс не признавались в этом, работы у них стало намного меньше: время от времени заглядывали старые клиенты, имелись несколько сложных тяжб, которые, похоже, затянутся до следующей декады, всегда в активе были пара завещаний или уточнений по проблемам с налогами, – тем не менее два дня в неделю они могли спокойно сидеть дома, и никто бы этого не заметил. Как-то сидя на своей половине офиса и читая второй роман Дональда Вандерлея, Рики безуспешно пытался убедить себя в том, что хотел бы видеть автора в Милбурне.
– Зачем же мы так рано встали?
– Позволь тебе напомнить: нас разбудил твой крик, – откликнулась Стелла из гардеробной. – У тебя были какие-то проблемы с монстром, который хотел тебя съесть, вспомнил?
– Угу, – сказал Рики. – Я думал, еще темно.
– Не хитри, – крикнула Стелла и через пару минут стояла рядом, полностью одетая. – Если во сне ты начинаешь кричать, то самое время начать воспринимать всерьез все происходящее с тобой. Я знаю, ты не пойдешь к врачу…
– Я не пойду даже к главному врачу, – сказал Рики. – Мой рассудок прекрасно работает.
– О чем и речь. Однако тебе надо хотя бы потолковать об этом с Сирсом. Мне не нравится смотреть, как ты изводишь себя. – С этими словами она вышла и стала спускаться вниз.
Рики, озадаченный, снова лег. Как он признался Стелле, это был самый жуткий из его ночных кошмаров. Даже просто вспоминать о нем было тревожно, даже просто отпускать Стеллу из спальни. Впечатления сна оставались необычайно яркими, с подробностями и красками реальности. Он вспомнил лица своих друзей, несчастные покинутые тела, безжизненные оболочки. Это было дико, даже в какой-то мере безнравственно, и шок от этого ощущения ужаснул его больше, чем тот страх, что вызвал утром его крик. Возможно, Стелла права. Не зная еще, как объяснит причину звонка Сирсу, он все же снял трубку телефона, стоявшего у кровати. С первым ответным гудком Рики понял, что ведет себя очень нехарактерно и к тому же не имеет ни малейшего понятия, почему Стелле пришло в голову, что Сирс скажет что-то стоящее. Но передумывать было уже поздно, Сирс поднял трубку.
– Сирс? Это Рики.
Сегодня утром он, несомненно, бил все рекорды по непоследовательности: ну кто еще, кроме Сирса, мог ответить по телефону?
– Рики, слава богу, – сказал тот. – Я как раз собирался звонить тебе. Ты не мог бы заехать за мной через пять минут?
– Через пятнадцать, – ответил Рики. – Что стряслось? – И затем, вспомнив свой сон: – Кто-то умер?
– Почему ты спрашиваешь? – резко спросил Сирс.
– Так, просто. Расскажу позже. Я так понимаю, мы не поедем в Уит Роу?
– Нет. Мне только что позвонил наш Вергилий. Требует, чтоб мы приехали к нему – он собирается засудить всех и вся. Как, осилим?
– Эльмер хочет, чтобы мы оба приехали к нему на ферму? Что случилось?
В голосе Сирса мелькнуло нетерпение:
– Что-то из ряда вон. Жми, Рики.
5
В то время как Рики второпях принимал обжигающий душ, Льюис Бенедикт бежал трусцой по тропинке через лес. Каждое утро, перед тем как приготовить завтрак себе и очередной подружке, проведшей ночь в его доме, он пробегал две мили. Сегодня, как и всегда после заседания клуба (и намного чаще, чем представляли себе его друзья), никакой девушки не было, а Льюису бежалось тяжелее, чем обычно. В эту ночь ему приснился кошмар, самый страшный в его жизни; впечатления еще жили в нем, и он думал, что хорошая пробежка выветрит их: кто-то другой на его месте схватился бы за дневник, или пожаловался жене, или опрокинул стаканчик, но Льюис предпочитал тренироваться. И сейчас, в голубом спортивном костюме и кроссовках «Адидас», он пыхтел по лесной тропинке.
В собственность Льюиса входили лес и пастбище с каменной фермой, которые он приобрел сразу же, как только увидел. Ферма напоминала крепость с бойницами: громоздкое здание, построенное в начале века богатым фермером, которому нравились замки с иллюстраций к романам сэра Уолтера Скотта, любимого писателя его жены. Льюис не слыхал о Уолтере Скотте и ему было наплевать на него, но с годами, проведенными в отеле, у него возникла потребность окружить себя множеством комнат. В коттедже он бы непременно страдал от клаустрофобии. Когда Льюис все же решил продать отель гостиничной сети, предлагавшей все возрастающую сумму в течение предшествующих лет, то после уплаты налогов у него осталось достаточно денег. Отделка, пистолеты и копья не всегда приходились по душе его гостям женского пола (Стелла Готорн, которая провела три рискованных дня на ферме Льюиса сразу после его возвращения, заявила, что ей прежде не доводилось бывать в офицерской столовой). Он побыстрее продал пастбища, но оставил себе лес, потому что ему нравилось обладать им.