Мне казалось, он готов убить его. Девчонки визжали, а я с трудом разнял дерущихся.
“Он прав, — сказал я. — Ему не следовало так тебя называть, но он прав. Немцы — это народ, который живет в Германии, и война…” Я прервался, потому что мальчик зарычал на меня, как дикий зверь. Он готов был меня укусить, и тут я понял, что с ним не все в порядке.
“А ну извинись перед своим другом”, — сказал я.
“Он мне не друг”.
“Он чокнутый, сэр, — сказал другой мальчик, бледный и испуганный. — Не надо было мне с ним говорить”.
Я спросил первого, как его зовут.
“.Фенни Бэйт”, — пробурчал он.
“Фенни, — сказал я как можно мягче. — Ты не прав. Америка — не весь мир, как Нью-Йорк — не вся Америка, — тут я подвел его к столу и развернул карту, — Вот Соединенные Штаты, вот Мексика, а вот Атлантический…”
Фенни мрачно покачал головой.
“Вранье. Все вранье. Этого ничего нет. Нет!” — с этим криком он пнул свой стул, и тот упал.
Я велел ему поднять стул, но он так же покачал головой. Тогда я поднял его сам. Среди учеников пронесся вздох удивления.
— Так ты слышал раньше про другие страны?
— Да. Только это вранье.
— Кто тебе это сказал?
Он опять покачал головой. Я подумал, что он услышал это от родителей, но он не сказал.
В полдень все дети достали пакеты с сэндвичами. Я поглядел на Фенни Бэйта. Он сидел один. Если он пытался подойти к кому-нибудь из товарищей, те просто отходили прочь, и он общался только с бледной светловолосой девочкой
— она была похожа на него, и я предположил, что это его сестра. Я заглянул в список: Констанция Бэйт, пятый класс.
Тут я увидел за окном школы мужчину, стоящего на дороге. По, какой-то причине он напугал меня — не только своей странной внешностью (густые черные волосы), но и тем, как он смотрел на Фенни. Мне он показался опасным и каким-то диким. Я отвернулся в замешательстве, а когда повернулся опять, он исчез.
Вечером я, однако, забыл обо всем этом, когда поднялся в свою комнатенку, чтобы подготовиться ко второму учебному дню. Тут в комнату вошла Софрония Мэзер. Первым делом она потушила лампу, которую я было зажег. “Это для ночи, а не для вечера. Нечего без толку жечь керосин. Учитесь пользоваться светом, данным нам Богом”.
Я удивился, увидев ее у себя. За ужином она молчала, и при взгляде на ее лицо, натянутое, как барабан, могло показаться, что молчание — ее природное состояние. Но в отсутствие мужа она оказалась весьма разговорчивой.
— Я хочу вас предупредить, учитель. Идут слухи.
— Как, уже?
— Очень много зависит от того, как вы начнете. Мариана Бердвуд сказала мне, что вы поощряете хулиганство в школе.
— Не может быть.
— Ее Этель ей это сказала.
Я не помнил лица Этель Бердвуд, но по списку она была одной из старших девочек, пятнадцати лет.
— И что же она сказала?
— Это Фенни Бэйт. Правда, что он подрался с другим мальчишкой прямо у вас перед носом?
— Я с ним поговорил.
— “Поговорил”? Говорить тут без толку. Почему вы не применили розгу?
— У меня ее нет, — признался я.
Вот теперь она действительно удивилась.
— Но так нельзя! Их обязательно нужно пороть. Одного-двух каждый день. А Фенни Бэйта особенно.
— Почему его?
— Он испорченный.
— Я вижу, что он несчастный, неграмотный, быть может, больной, но не вижу, что он испорченный.
— Испорченный. Другие дети боятся его. Если вы будете применять тут свои идеи, вам придется оставить школу. Не только дети ждут, что вы будете пользоваться розгой. Послушайте моего совета, я желаю вам добра. Без розги нет учения.
— Но почему Фенни стал таким? — спросил я, игнорируя ее заключительный афоризм. — Может, ему нужна помощь, а не наказание?
— Розга, вот что ему нужно. Он не просто испорченный — он сама испорченность. Вам нужно утихомирить его обязательно. Послушайте моего совета, — с этими словами она вышла, и я даже не успел спросить ее о человеке, которого я видел на дороге.
(Тут Милли Шиэн отложила поднос, который якобы чистила, бросила тревожный взгляд на окно, чтобы убедиться, что шторы задернуты, и встала прикрыть дверь. Сирс, прервав историю, увидел, что дверь со скрипом приоткрылась).
Глава 3
Сирс Джеймс, думая о том, что Милли слушает их с каждым разом более открыто, ничего не знал о том, что случилось в городе в тот день и роковым образом повлияло на их жизнь. Само по себе событие было малопримечательным — в город приехала молодая женщина, которая сошла с автобуса на углу у библиотеки и оглянулась вокруг, словно любуясь давно знакомыми местами. Глядя на нее, на ее улыбку, на ее темные волосы и длинное дорогое пальто, можно было подумать, что она вернулась на родину, но родину, которая была не очень ласкова к ней. В улыбке присутствовала некая мстительность. Милли Шиэн, увидев ее по пути в магазин, подумала, что где-то уже видела ее. То же показалось и Стелле Готорн, сидящей за столиком кафе. Она посмотрела вслед незнакомке, и ее спутник, профессор антропологии Гарольд Симе, заметил: