Другой исключительно влиятельной фигурой в интересующем нас жанре стал однофамилец М. Р. Джеймса, классик американской литературы Генри Джеймс, под пером которого традиционная «история с привидением» превратилась в парадоксальное, психологически изощренное повествование, не только допускающее, но подчас даже провоцирующее двойную мотивировку описанных событий — и фантастическую, и рациональную. По признанию Генри Джеймса, он стремился показать в своих произведениях, как «странное и зловещее вплетается в ткань обыденного, безмятежного существования». Трансцендентная тематика обретает в рассказах и повестях Г. Джеймса подчеркнуто земной, даже «приземленный» характер: при всей нарочитой «всамделишности» его персонажей-призраков центральное место в произведениях писателя отводится все же не им, а воссозданию психологии, нюансов поведения героев, столкнувшихся с потусторонними явлениями. Сходный подход к теме обнаруживают произведения и многих других авторов, творивших на рубеже веков. Яркой иллюстрацией здесь может служить небольшая повесть соотечественницы Генри Джеймса Эдит Уортон «Торжество тьмы» (1914), представляющая собой не столько традиционную историю с привидением, где оно играет определяющую роль в развитии действия, сколько своеобразный нравственно-психологический этюд лишь с участием призрака, где ему отведена второстепенная, периферийная роль. Герой повести становится невольным свидетелем драмы, разыгравшейся на его глазах в поместье богатого американского промышленника, с племянником которого — благородным, трогательно доверчивым юношей, больным чахоткой, — его свела судьба. Богатый дядюшка, в котором племянник не чает души, искренне, как может показаться на первый взгляд, печется о его здоровье. Однако герою вскоре открывается подлинная сущность этого человека: за его спиной он видит зловещую фигуру призрачного двойника, чье лицо искажено лютой ненавистью. Прикрываясь личиной доброжелательности и любви, дядя юноши преследует свои корыстные интересы, жаждет заполучить богатое наследство племянника и в конечном счете добивается своего. Герою же суждено пережить тяжелую душевную драму: он винит себя в том, что, будучи избран высшими силами помешать свершиться вопиющей несправедливости — «предостеречь и спасти», — он не выдержал испытания, «умыл руки», потеряв голову, бежал из проклятого поместья и стал косвенной причиной гибели несчастного юноши. Как нетрудно заметить, призрак-двойник в повести Уортон выполняет чисто номинальную функцию и может быть воспринят как своего рода метафора проницательности героя, взору которого открывается то, что скрыто от остальных действующих лиц произведения. Акцент же в повести сделан на теме ответственности человека за все происходящее в мире, на необходимости мужественно противостоять силам тьмы, то и дело вторгающимся в наше повседневное существование.
Воссоздание в «рассказе с привидением» атмосферы напряженной, жутковатой, неуютной не исключает, как показывает художественная практика его творцов, изначально ему, казалось бы, противопоказанных — задушевных, лирических интонаций (см., например, рассказ Джона Кендрика Бангза «Литературное наследие Томаса Брагдона», 1894), а то и откровенно комических ноток. Так, рассказ того же Дж. К. Бангза «Водяное привидение из Хэрроуби-холла» (1891) о борьбе нескольких поколений владельцев Хэрроуби-холла с опостылевшим им привидением, имеющим обыкновение заливать помещение морской водой, способен вызвать только улыбку, но уж никак не страх у читателя. Несколько особняком в этом ряду стоит рассказ Марка Твена «История с призраком» (написанный в 1870 г., но опубликованный только в 1888 г.), открыто пародирующий рассказы о призраках и остроумно высмеивающий самую веру в привидения. Образно говоря, несмотря на свой угрюмый и мрачноватый характер, жанр оказывается отнюдь не чужд чувства юмора: достаточно вспомнить в этой связи знаменитую «Рождественскую песнь в прозе» (1843) Диккенса, «Пирушку с привидениями» (1891) Джерома Клапки Джерома или блистательное «Кентервильское привидение» (1887) Оскара Уайльда.