— Слава богу, все кончено, — выдохнул Эркомб и, не медля ни секунды, задвинул крышку гроба на прежнее место.
День стремительно занимался, и мы, как одержимые, торопливо опустили гроб в могилу и закидали его землей. Птицы огласили воздух первыми песнями, когда мы возвратились в Максли.
Роберт Хью Бенсон
Роберт Хью Бенсон, младший брат Э. Ф. Бенсона, получил классическое и теологическое образование в Итонском колледже (1885–1889) и в Тринити-колледже Кембриджского университета (1890–1993). В 1895 году он был рукоположен в Англиканской церкви, но вскоре, тщательно изучив состояние англиканских общин, начал сомневаться в ее канонах, что и привело его в 1903 г. в лоно католичества. На два года Бенсон уезжает в Рим, а в 1911 г. становится папским капелланом, монсиньором Папы Пия X, одним из наиболее заметных апологетов католицизма в Англии начала XX в. Последнее десятилетие его сравнительно короткой жизни отмечено многочисленными поездками по стране в качестве проповедника, посещением ряда европейских стран, выступлениями в Риме и в США с лекциями на религиозные темы.
К переломному для мировоззрения и судьбы Бенсона 1903 г. относится и начало его литературной деятельности: он выпускает в свет сборник мистических рассказов, а перед самым отъездом в Рим заканчивает исторический роман «Чьим повелением?», опубликованный годом позже. В последующее десятилетие им были созданы десятки книг, среди которых — 18 романов различной жанрово-тематической направленности (исторические, социальные, фантастические), произведения для детей, пьесы, стихотворения, религиозные труды, эссеистические работы. Все его тексты в большей или меньшей степени проникнуты духом глубокой католической религиозности, предопределяющей выбор сюжетов, систему образов и характер обращенных к читателю идеологических посланий. Так, в романе-предвидении «Властелин мира», опубликованном в 1907 г. и полемически направленном против идей Герберта Уэллса и Эдварда Беллами, изображена разворачивающаяся в недалеком будущем смертельная схватка Римско-католической церкви — последнего оплота нравственности и порядка на земле — с олицетворяемыми социализмом силами тьмы и Антихриста. В утопическом романе «Вселенский рассвет» (1911) благая власть Папского престола, напротив, победительно простирается надо всем миром. Религиозно окрашены и сюжеты мистико-готических рассказов Бенсона, собранных в книги «Незримый свет» (1903) и «Зеркало Шалотта» (1907). В отличие от первого сборника, представляющего собой коллекцию из пятнадцати не связанных между собой новелл, второй выстроен по принципу обрамленного повествования: автор изображает встречу католических священников в Риме, которые и рассказывают друг другу четырнадцать готических историй, представленных в книге.
СТРАННИК {155}
(The Traveller)
Я дивлюсь не тому, что странник возвращается из той неведомой страны, а тому, что он возвращается так редко.
Однажды вечером после ужина мы сидели в гостиной у камина, и разговор, как это часто бывало, зашел об извечном споре науки и религии.
— Неудивительно, — заметил священник, — что люди ограниченные, приверженные лишь одному из данных способов познания мира, не могут сойтись во мнениях, ибо они исходят из абсолютно различных предпосылок. С точки зрения науки любое явление должно непременно иметь рациональное объяснение; с точки зрения религии, напротив, открытия порождаются в первую очередь именно верой, предвосхищающей факты. Господь говорит нам: верь в то, что делаешь, и истина откроется тебе. Наука же утверждает, что нельзя ни в чем быть уверенным, покуда не будут предъявлены неоспоримые доказательства. Различие данных подходов в том, что с точки зрения религии человек познает окружающий мир сердцем и всем своим существом; наука же, отрицая порой даже роль пяти чувств, считает, что в этом процессе участвует один лишь разум. Тем не менее история доказывает, что правда находится на стороне религии. Все выдающиеся открытия человечества были совершены именно благодаря душевному порыву, а не рассудку, страстям, а не расчетам и теориям. Тайны мироздания открываются лишь тем, кто не останавливается ни перед чем в стремлении покорить их. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его». {157}
— Вот, к примеру, — продолжил он после короткой паузы, — дома с привидениями наука весьма убедительно объясняет применением телепатии, особой способности читать и передавать мысли на расстоянии. Однако, несмотря на это, большинство людей по-прежнему продолжает верить в их сверхъестественную природу. Никого из нас до конца не удовлетворяет рациональное объяснение таких явлений.
— А самому вам не доводилось сталкиваться с чем-либо подобным? — спросил я.
Священник улыбнулся.
— Боюсь, вы поднимете меня на смех. Почему-то многим кажется, будто подобные вещи — непременный повод для шуток. Я же придерживаюсь иного мнения. Каждый рассказчик с большим трепетом относится к своим историям, и, полагаю, он вправе рассчитывать на то, чтобы и остальные воспринимали их всерьез.
Я заверил его, что отнесусь к услышанному со всем почтением.
— Что ж, — ответил он, — я вам верю. История эта случилась несколько лет тому назад, и вот как это было.
Один мой друг служил настоятелем небольшой церквушки в Кенте. Не буду уточнять, какой именно, поскольку он и по сей день возглавляет этот приход. Скажу лишь, что это в двадцати милях от Кентербери, а края те, как известно, давно отошли к католикам. Так вот, за пару дней до Рождества я получил от своего друга телеграмму, в которой тот писал, что подхватил серьезную простуду, свалившую с ног половину графства, и просил по возможности поскорее приехать и подменить его в церкви на Рождество. Я к тому времени уже отошел от дел — годы начали брать свое, — но не смог отказать старинному приятелю. Паркер уложил мои вещи, и мы вместе уехали первым же поездом.
Прибыв на место, я обнаружил, что друг мой действительно расхворался не на шутку и едва мог вставать с постели. Я заверил его, что прекрасно со всем справлюсь и что ему не о чем беспокоиться.
На следующий день, в среду, в самый сочельник, я отправился принимать исповедь. Надо сказать, что во внутреннем убранстве старинной церквушки меня поразило буквально все: и бережно отреставрированный древний алтарь; и хранилище для Святых Даров, {158} которым служила ниша в стене слева от алтаря, заменяя традиционную подвесную дароносицу; {159} и хоры, на которые вела деревянная лестница. Особое внимание мое привлекла обустроенная на старинный манер исповедальня. В нижней части алтарной преграды имелось квадратное отверстие, некогда заделанное дубовой вставкой. Антиквар из «Клуба Алкуина», {160} которого однажды пригласили осмотреть церковь, уверял, что именно здесь в дореформенные времена принимали исповедь. {161} Узнав об этом, мой друг решил вернуть алтарной преграде ее изначальный вид и предназначение. И вот в канун Рождества я сидел за ней в благоуханном полумраке, а исповедующиеся, преклоняя колени на приступке по другую сторону, шептали слова раскаяния в окошечко.