Гибкий ум, гармонически сочетавшийся со столь же гибким и подвижным телом, заставил шевалье покинуть Тоннер, больше славившийся винами, чем науками или литературой. Он написал трактат о финансах Франции при Людовике XIV, что обратило на него внимание преемника этого монарха. Людовик XV намеревался использовать юриста и фехтовальщика д'Эона в своем министерстве финансов, которое нуждалось в ловком и умном работнике, поскольку государство все глубже увязало в трясине долгов. Но внезапная нужда в способном секретном агенте выдвинула смазливого юношу на пост эмиссара в Московию. Из всех французов он казался наиболее пригодным к тому, чтобы скрестить оружие с Бестужевым-Рюминым.
Д'Эон и его соучастник по рискованной миссии, некий шевалье Дуглас, встретились в Ангальте. Дуглас, как говорили, "путешествовал для поправки здоровья" - ироническая характеристика для французского шпиона, решившегося сунуть голову в ледяную пасть петербургского гостеприимства. В поездку "с лечебной целью" Дуглас взял свою "племянницу", прелестную "Лию де Бомон". Прибыв в Германию из Щвеции, Дуглас в целях маскировки отправился в Богемию знакомиться с какими-то рудниками. Его племянница, как видно, не очень интересовавшаяся рудниками, была заядлой любительницей чтения. Молодому д'Эону ещё до выезда из Версаля дали красиво переплетенный экземпляр "Духа законов" Монтескье, который остался единственной утехой "мадмуазель Лии", хотя, похоже, ей нелегко было с ним справиться. Возможно, эта серьезная молодая женщина заучивала его наизусть.
В роскошном переплете тома было спрятано собственноручное письмо Людовика XV к царице Елизавете, приглашавшее её вступить в весьма секретную переписку с владыкой Франции Книга таила в себе ещё и особый шифр, которым царице и её англофобски настроенному вице-канцлеру Воронцову предлагалось пользоваться в письмах к Людовику. Таким образом, д'Эон должен был не только фигурировать в роли женщины и послушной племянницы, но и ни на минуту не выпускать из рук драгоценной книги с королевским приглашением и шифром.
Усердную читательницу Монтескье во время путешествия видели многие, её описывали, как "женщину маленького роста, худощавую, с молочно-розовым цветом лица и кротким, приятным выражением". Мелодичный голос д'Эона ещё больше способствовал успеху его маскировки.
Он благоразумно разыгрывал из себя не заносчивую, кокетливую и таинственную особу, а сдержанную, застенчивую девушку. Если бы она слишком манила к себе мужчин, это могло бы испортить все дело; и все же есть свидетельства, что "Лия" была привлекательна. Придворные живописцы не раз домогались чести писать портрет "мадемуазель де Бомон". Пришлось уступить кое-кому, и сохранившиеся миниатюры подтверждают репутацию д'Эона как первого и величайшего шпиона-трансвестита.
В Ангальте, где два обманщика встретились для создания маскарадной пары "дяди и племянницы", д'Эон и Дуглас были благосклонно приняты фешенебельным обществом, их просили даже продлить свой визит. Чтобы ускорить отъезд агентов Людовика в Петербург, пришлось даже сослаться на нездоровье. Прибыв, наконец, в столицу Елизаветы, путешественники остановились в доме Маэля, француза, не без выгоды занимавшегося международными банкирскими операциями. Прелестную "Лию" никто не обременял докучными распросами, а когда слишком приставали к Дугласу, с тем делался припадок кашля, а затем он начинал рассказывать, что врач предписал ему пожить некоторое время в холодном климате.
В России было достаточно холодно, однако не для "мадемуазель Лии". Зато её сообщник не преуспевал: агенты Бестужева-Рюмина чинили всякие препятствия французскому дворянину слабого здоровья, питавшему явный интерес к торговле мехами. Дуглас носил с собою красивую черепаховую табакерку, с которой не расставался. Под фальшивым дном этой табакерки были спрятаны инструкции французскому агенту и тайный шифр для его личных донесений. Но Дуглас им ещё не пользовался - сообщать было нечего, пока "племяннице" не удалось увидеться с Воронцовым. Вице-канцлер оказался столь же расположен к Франции, как и сообщали информаторы короля Людовика. Воронцов и представил прелестную "Лию" царице Елизавете.
Елизавета любила лесть, молодежь и удовольствия. И "мадемуазель де Бомон" оправдала возлагавшиеся на неё ожидания. Она представляла французскую молодежь, иноземную веселость; это был ароматный цветок, непостижимым образом занесенный на север из садов короля, царствование которого уже прославилось адюльтером, побив в этом отношении рекорды Франциска I, Генриха IV и Людовика XIV. Елизавета слышала о знаменитом "Оленьем парке", первом мастерски организованном и систематически пополнявшемся гареме, каким когда-либо располагал король-католик. А тут ещё эта нежная, прелестная племянница шевалье Дугласа, так пристойно украшавшая собой петербургский двор! Благодаря своему неподражаемому маскараду д'Эон в одни сутки стал могущественной фавориткой и был назначен фрейлиной, а затем и чтицей к стареющей императрице. Можно полагать, что первой книгой, которую "Лия" предложила Елизавете, был её собственный драгоценный экземпляр "Духа законов".
Вскоре британский посол Вильяме доносил лорду Холдернесу в Лондон: "С сожалением должен уведомить, что канцлер (Бестужев-Рюмин) находит невозможным побудить её величество подписать договор, которого мы так горячо желаем".
Пришло время, когда молодой д'Эон, блестяще выполнив несколько важных дипломатических поручений короля Людовика, был официально отозван в Париж.
Французский король оказался весьма признательным. Д''Эону публично пожаловали годовой доход в 3 000 ливров, его часто назначали дипломатическим представителем. Его посылали и в Россию, и в другие страны, где требовался человек, умеющий разрешать запутанные вопросы. Иногда очаровательной "Лии де Бемон" снова приходилось пудриться, душиться, завиваться и наряжаться к вящей славе французской дипломатии. Но когда Франция вступила в войну, молодой авантюрист настойчиво пожелал занять свое место в армии. Он был первым адъютантом герцога де Брольи, который в качестве начальника королевской секретной службы предпочитал пользоваться его помощью лишь для шпионажа и интриг. Впрочем, говорят, что д'Эон отличился в некоем сражении, в критический момент доставив обоз со снарядами под шквальным огнем неприятельских полевых орудий.
В конце концов он был аккредитован в Лондоне как дипломат и на этом новом поприще имел необычайный успех. Будучи секретарем герцога Нивернэ, в ту пору французского посла, д'Эон действовал за кулисами в то время, когда Людовик XV и его министр Шуазель старались заключить с Англией договор, который должен был гарантировать Франции безопасность от Англии, пока Людовик не подготовится к объявлению войны. Секретарю Нивернэ удалось добыть Шуазелю точные списки весьма доверительных инструкций английскому уполномоченному на переговорах Бедфорду.
Уловка, с помощью которой д'Эон добыл копии инструкций и благодаря которой его имя упоминается в столь солидном историческом труде, как "Кембриджская современная история", может показаться бесчестной, но едва ли в большей мере, чем вся внешняя политика его двуличного царственного хозяина. Сама уловка была довольно остроумна, но звания шедевра не заслуживает. Дело было, видимо, так: помощник британского министра иностранных дел посетил Нивернэ и д'Эона, имея при себе портфель, набитый официальными документами. Гостеприимство французского посольства ослабило бдительность гостя, а поданное превосходное шабли отвлекло его внимание от д'Эона и портфеля. Шевалье, извинившись, отлучился на время из комнаты, и с ним вместе "отлучился" портфель. С быстротой, соответствовавшей столь редкому случаю, д'Эон просмотрел лежавшие в портфеле бумаги и быстро скопировал все тайные инструкции министра Бюта, предназначенные только для Бедфорда. Обманутый помощник министра все ещё расхваливал и попивал вино, когда д'Эон, извинившись за отлучку, вернулся к послу и его английскому гостю. Портфель сохранил прежний вид, словно к нему никто и не прикасался.