Проклиная себя за собственное безумие, Сепфора резко выпрямилась.
Подхватив обеими руками мешки с едой, она дотащила их до входа в грот. Она хотела положить их в тени и бежать не оглядываясь.
Мысль о том, что она может столкнуться с Моисеем, ужаснула ее. Он сам увидит и кувшин, и вьюк с едой. Он догадается. Он поймет. Он подумает о девушках у колодца. Может быть, он подумает и о ней, чернокожей. О той, над которой пастухи хотели надругаться. О той, которую он защитил.
Может быть, он ничего этого и не подумает.
Она не должна быть нетерпеливой, как Орма. Принц Египта будет еще долго скрываться здесь. В этот она не сомневалась.
Сепфора перетащила вьюк в темноту грота и остановилась, ослепленная темнотой. Свежесть, царящая внутри, охладила ей лоб и шею. Ударившись плечом о стенку, она застонала от боли и едва удержалась на ногах. Пятка Сепфоры наткнулась на что-то твердое, и она услышала звук удара о камень: что-то упало.
Она присела, пошарила вокруг себя кончиками пальцев. Сердце ее забилось сильнее. От дурного привкуса вины высохло горло.
— Хореб! О, Хореб! Не покидай меня, — прошептала Сепфора.
Она нащупала шероховатый предмет, наощупь узнав дерево, и подтянула к себе длинный узкий ларь. В свете, проникавшем через вход, Сепфора разглядела голубую и желтую краску на стенках ларя. На крышке были вырезаны фигурки птиц и растений. Даже простые линии были выполнены с большим мастерством.
Египетские письмена!
Иофар как-то чертил на песке некоторые фигуры, а однажды, пользуясь сепией, нарисовал их на бамбуковой бумаге. Рисунки Иофара ей показались довольно неуклюжими, зато эти рисунки были легкими, чистыми, отличались абсолютной простотой.
Сепфора вспомнила о металлическом звуке, раздавшемся при падении ларя. В нем что-то было. Она вновь со страхом подумала о возвращении Моисея, прислушалась, готовая бежать, но до нее донеслись только звуки прибоя. Она еще успеет положить все на место.
Лихорадочно ползая на коленях, царапаясь о неровный скалистый пол, она заметила что-то блестящее. Какой-то длинный предмет цилиндрической формы! Вот еще один такой же, тяжелый… Это… У Сепфоры вырвался крик изумления, она вскочила, подошла к свету, чтобы лучше разглядеть предмет, и не поверила глазам.
Золото. Два золотых браслета.
Два браслета размером примерно в ее предплечье! На каждом браслете была изображена змея, обвившая полированную золотую пластинку. Меж колец змеи были выбиты какие-то знаки, странные кресты, миниатюрные силуэты полулюдей, полузверей.
Она услышала звук камня, ударившегося о скалу.
Моисей поднимается.
Сепфора подумала о браслетах на руках человека, который обнял ее на дне моря в том сне.
Она торопливо положила украшения на место и с пылающей головой бросилась вон из грота.
На пляже, как и на море, никого не было. Моисей стоял шагах в пятнадцати от нее. Его добыча покачивалась на тростнике, небрежно перекинутом через плечо. Он остановился в изумлении, а может быть, в страхе.
Сепфора колебалась. Он был еще далеко, она могла броситься бежать и успеть добежать до верха утеса. Она еще раз подумала, что он увидит еду и все поймет. Моисей поднял руку, чтобы защитить глаза от солнца и лучше разглядеть ее.
Ей стало стыдно своей попытки убежать. Разве не говорила она своим сестрам о том, что нужно уметь смело встречать свою судьбу? Но на самом деле у нее не было выхода. Ноги отказались ей повиноваться.
Моисей улыбнулся. Сделал ей приветственный жест и подошел.
Долго и часто — через недели, через годы — Сепфора будет вспоминать это мгновение, которое не было ни таким коротким, ни таким сверхъестественным, как ей показалось в ту минуту.
Моисей стоял перед ней, умиравшей от страха при мысли о том, что, как накануне, она опять не сможет произнести ни одного слова. Она стояла перед Моисеем и смотрела на его губы, словно собираясь вырвать у него свои собственные слова. Сепфора думала о том, что там, у колодца Ирмны, она не заметила ни рисунка его рта, скрытого редкой бородкой, ни форму ушей, ни того, что у него были разные веки, одно выше другого. Она помнила его нос, его высокие скулы — и продолжала молчать.
Моисей смотрел на Сепфору. Оправившись от удивления, слегка приподняв брови, он ждал от нее объяснения ее присутствия.
Сепфора забыла про ларь и золотые браслеты, но воспоминание о головокружении, которое она испытала, увидев, как Моисей плавал в море, вновь, словно угроза, сдавило ей грудь. Не может быть, чтобы ее волнение не отразилось на ее лице.
Она не сомневалась, что Моисей все понял, и эта мысль была ей неприятна. Вид женщины, ослепленной присутствием мужчины, его телом. Должно быть, ему это было знакомо и не может особенно волновать его. Сколько уже женщин стояло перед ним в таком ошеломлении? Прекрасные египтянки, царицы, служанки… Она была в ярости — она злилась на себя саму.