Моисей отпустил брус и просто сказал:
— Это правда.
Он размял руки, обошел вокруг колодца в поисках своей фляги, чтобы набрать воды.
— Сегодня в доме нашего отца праздник. Он принимает сына царя Шеба, который едет к нему за советом. Отец, несомненно, будет рад поблагодарить тебя за спасение своих дочерей от рук пастухов. Приходи разделить с нами еду, — обратилась Орма к Моисею.
— О да! Прекрасная мысль! Конечно, мы должны отблагодарить тебя. Наш отец будет рад тебе, — шумно поддержала Сефоба.
— Уверяю тебя, у нас самое лучшее пиво и самое лучшее вино во всем Мадиане. Уверяю тебя, — смех Ормы звучал как полет птиц. Египтянин молча смотрел на нее.
— Тебе нечего опасаться. Нет на свете человека добрее нашего отца, — настаивала Сефоба.
— Спасибо, но нет, — ответил Моисей.
— Да, да! — воскликнула Орма. — Я уверена, что тебе негде спать, у тебя, думаю, и шатра нет?
Моисей засмеялся. Волосы его блестели. Хотелось провести пальцами по его щеке и стереть с нее шероховатость пробивавшейся щетины. Моисей вновь указал палкой в сторону моря.
— Не нужен шатер. Там не нужен шатер.
Перекинув через плечо ремешок фляги, он повернулся и, подкидывая свою палку, пошел прочь.
— Эй! — крикнула изумленная Орма. — Пришелец! Моисей! Ты не можешь так уйти!
Он обернулся, переводя взгляд с одной сестры на другую, словно сомневаясь, правильно ли он понял то, что ему говорили, и не было ли угрозы в словах Ормы. Потом он еще раз улыбнулся легкой счастливой улыбкой, сверкнув ровными белыми зубами.
— Это я вас благодарю. За воду. Вы красивые. Все трое. Три дочери мудреца!
Услышав слова «все трое», Сепфора наконец овладела собой и подняла руку в прощальном жесте.
— Ну и ну! — повернулась Орма к Сепфоре. — Это так ты его благодаришь? Он спас тебя, а ты не сказала ни одного слова.
Разочарованная Орма надула губы и повернулась к тропе, по которой в золотистой пыли быстрыми шагами удалялся Моисей.
— Ты могла бы его позвать! Сказать что-нибудь, — продолжала ворчать Орма. — Обычно ты не лезешь за словом в карман.
Сепфора продолжала молчать. Сефоба, вздохнув, взяла ее за руку:
— Как он красив! Настоящий принц.
— Египетский принц, — поддержала ее Орма. — Вы видели его руки?
И, повернувшись к Сепфоре, добавила:
— Ну что? Уж не откусил ли сын Уссенека твой язык?
— Нет.
— О, наконец! Почему же ты молчишь?
— Ты достаточно говорила за меня, — ответила Сепфора.
Сефоба засмеялась, а Орма снисходительно улыбнулась и даже попыталась приладить застежку на разорванной тунике Сепфоры.
— А какая у него одежда! Ты видела его пояс?
— Да.
— Передник у него грязный и потрепанный. Очевидно, за ним некому присмотреть. Но пояс! Я такого в жизни не видела.
— Это правда, — согласилась Сефоба. — Ни одна женщина в Мадиане не умеет ни так ткать, ни так окрашивать ткань.
Сестры тщетно пытались разглядеть Моисея среди серой листвы оливковых деревьев, но его нигде не было видно.
— Может быть, он не принц, — задумчиво протянула Сефоба.
— Он принц, я уверена в этом, — отрезала Орма.
— Может быть. Однако принц или не принц, что он здесь делает?
— Ну-у… — начала было Орма.
— Он скрывается, — сказала Сепфора ровным голосом.
Заинтригованные сестры повернулись к ней, но Сепфора опять замолчала.
— Ты что-то знаешь и не хочешь нам сказать? Может быть, он просто путешествует, — вдруг подозрительно возразила Орма.
— Египетский принц, если он действительно египетский принц, не может путешествовать в одиночку по стране Мадиан. Без слуг, без носильщиков, которые бы несли за ним сундуки и кувшины с водой, без жены и даже без шатра…
— Может быть, он прибыл с караваном?
— Где же он? Начальник каравана должен бы прийти приветствовать нашего отца. Нет, скорее всего этот человек от кого-то скрывается.
— От кого? — спросила Сефоба.
— Не знаю.
— Но такой человек, как он, ничего не боится! — рассердилась Орма.
— Я думаю, что он скрывается. Я не знаю, боится ли он, — поправила себя Сепфора.
— Ты что, уже забыла, как легко он переломал кости сыну Уссенека? Без него…
Орма угрожающе качнула головой. Сепфора промолчала. Сестры, стоявшие у подножия откоса, видели только белую землю, покрытую золотистой пылью, и тропинку, которая терялась в серебре олив и темных скал, нависавших над сияющей голубизной моря.
— Сепфора права, — задумчиво сказала Сефоба, — он беглец. Иначе почему он отказался прийти сегодня вечером в дом нашего отца?