— Ты что это, Пальмушка, — спросит он, — не захворала ли? Что случилось?
Пальма посмотрит на него, будто скажет: «Ничего, это я так», вильнет хвостом и ляжет на овчину. Потом стала убегать куда-то по ночам. Игнатьич даже встревожился: не убежать ли собралась? А когда выпал снег, старик догадался, что у Пальмы будут щенки.
Появились они в начале февраля. Рано утром, услышав писк, доносившийся из угла, старик торопливо оделся. Весело засуетился. Протопил хорошенько печь, вздул самовар. Принес из кладовой целую миску коровьей печенки. Пальма ела. Он сидел на стуле. Уперев руки в колени, смотрел на новое семейство.
Щенков было шесть штук. Крохотные, с мышиными хвостиками и слепые, они ползали, натыкались друг на друга, покуда мать не наелась и легла к ним. Щенки нашли соски. Утихли. Игнатьич принялся пить чай. Пил долго. И все смотрел в какую-то точку на стене, улыбаясь, будто вспоминал что-то очень приятное. Но уже день спустя улыбка исчезла с его лица. Весь он еще больше ссутулился. На Пальму не смотрел, а изредка косился на нее осторожно.
— Да-а… Я что? — рассуждал старик сам с собой, — я ничего! По мне их хоть сотня будь! Да. А потом их куда? Куда потом, когда вырастут? В поселке лесорубы держат только гончих для охоты. А этих куда деть? По помойкам будут бегать? Не годится такое…
Так он бурчал под нос. А вскоре случилось вот что. В один из вечеров Пальма выбежала во двор прогуляться. Мела метель. Свистела и завывала в щелях. Снег забивал глаза, уши. В двух шагах ничего не видать. Пальма покрутилась у ворот. Сбегала за контору, проверила, цела ли кость, которую накануне закопала в сугроб. Вернулась в комнату и — о ужас: на овчине ползали только два щенка!
Пальма метнулась под кровать, вскочила на нее, с кровати на стол. Опрокинулся и грохнулся на пол самовар, разбилась чашка. Пальма хотела прыгнуть в окно, догнать негодяя, укравшего детенышей. Но испугалась за оставшихся двух, — вдруг без нее и этих унесут. Она легла к ним, затолкала их под себя. Дрожа всем телом от негодования, ждала хозяина. Ей казалось, он, узнав о случившемся, заволнуется, закричит и поможет ей найти щенят. Но Игнатьич спокойно вошел в комнату с помойным ведром в руке. Поставил ведро в угол. Молча поднял самовар. Молча стянул валенки. Погасил свет. Лег спать, не раздевшись, покрывшись полушубком.
Несколько дней Пальма тосковала. Ничего не ела. Исхудала очень. Потом стала забывать о пропавших щенках. А когда кончились морозы, унеслись куда-то метели, дни стали длинней, ночи короче, а солнце уж припекало вовсю, — в комнате с утра до вечера стояло веселье. Щенки подросли, покрылись густой, мягкой шерстью. Толстые, потешные, играли друг с другом, с матерью, с валенками Игнатьича. Наиграются, поедят и спят. Проснутся, поедят и снова играют. Оба одинакового цвета — серые. Игнатьич каждого из них звал одним именем — Серый.
Пальма по-прежнему днем из комнаты не уходила. Щенят даже к порогу не подпускала. Стоило подбежать им к двери, она хватала их за шиворот, уносила в угол.
Однако со временем ей пришлось изменить своему правилу: стала убегать днем из комнаты. Щенки подросли, зубы у них тоже выросли. Оба уже ели мясо, глодали кости. Но продолжали сосать мать. У нее же молоко кончилось. Щенки не понимали этого, сердились, кусали соски. В комнате спасения ей не было. Она и стала бегать за контору, где никто не бывает. Ляжет у завалинки, греется под лучами солнца.
Как раз в это время и стал появляться во дворе бойни новый человек маленького роста. С большой школьной сумкой на боку, зеленоглазый, курносый, он приходил после часа дня, когда в школе кончались уроки. Это был сын бухгалтера бойни, двенадцатилетний Васька. Подолгу топтался он возле ворот, Слонялся от цеха к цеху без всякого дела, постоянно бросая косые взгляды на крыльцо Игнатьича. На Ваську никто не обращал внимания. Но однажды Пальма, выйдя на крыльцо, поймала своими глазами взгляд его зеленых глаз. Что-то недоброе учуяла она. Шерсть на ее загривке поднялась, зубы оскалились. Васька шмыгнул за угол конторы. Пальма вернулась в комнату, снесла щенят в угол. Легла, загородив их своим телом от двери, не понимая, какая может грозить опасность. И с этого дня, если Васька был во дворе, она из комнаты не уходила.
Но вот однажды Игнатьич решил сполоснуть на речке половик. Скатал его, сунул в ведро. Взял ведро и пошагал к реке.
Погода стояла чудесная: светило солнце, ветер не дул. Тепло и спокойно вокруг. Одни воробьи бойко шумели на навозных кучах. Пальма стояла у калитки. Огляделась и побежала за хозяином. Но беда в том, что она никогда не смотрела на окна. И не заметила, что из одного окна конторы за ней следят два зеленых глаза. Это был Васька.