Эти письма немцы передавали друг другу. Но был один человек, которого они страшно задели, — сам Иозеф Геббельс. Министр счел необходимым лично ответить по указанному обратному адресу, озаглавив свое послание «Ответ доктора Геббельса, министра рейха, британской пропаганде».
Весной англичане и французы встали перед проблемой своих бесконечных переговоров с Кремлем. В течение многих недель ежедневно послы Франции и Великобритании — Наггьяр и Виллиам Сидз — вместе с сотрудником Министерства иностранных дел Англии Вильямом Странгом встречались с новым министром иностранных дел СССР Вячеславом Михайловичем Молотовым, который сменил на этом посту Максима Литвинова, а также с министром Владимиром Потемкиным.
Июль близился к концу, когда союзникам засветила надежда, — начались переговоры с советским военным командованием.
В последний день месяца Чемберлен принес в палату представителей эту хорошую новость, а Эдуард Даладье инструктировал Юзефа Думенка, руководителя французской делегации на этих переговорах: «Договоритесь с русскими любой ценой».
В тот же день, 31 июля, посол Германии в Москве фон дер Шуленбург получил срочную конфиденциальную телеграмму от Иоахима Риббентропа: «Просьба указать телеграфным сообщением дату и час вашей ближайшей встречи с Молотовым, как только она будет назначена. Необходимо, чтобы она состоялась как можно скорее».
С 12 августа, дня открытия конференции, до знаменательного полдня 23-го между делегациями англичан и французов с одной стороны и маршалом Климентом Ефремовичем Ворошиловым с другой шла дипломатическая война. Перед Ворошиловым адмирал Реджинальд Планкетт Драке и генерал Жозеф Думенк вели себя как новички.
Переговоры упирались в проблему, справедливо поднятую СССР: обеспечение прохода советских войск через территорию Польши, которому она упорно противилась. Думенк решил послать в Польшу своего представителя, капитана Бофра, с тем чтобы тот попытался переубедить поляков. В воскресенье, 20 августа, генерал Мусс, военный атташе Франции в Варшаве, отправил ответ Думенку в телеграмме, содержание которой отвечало настроениям в военных кругах: «Сопротивление поляков непреодолимо, потому что основано на священных принципах. Нам удалось переубедить капитана Бофра, считайте нашу акцию несостоявшейся. Ваша делегация свободна противостоять русским в их преждевременных и необоснованных требованиях…»
В то же воскресенье Гитлер написал письмо «Господину Иосифу Виссарионовичу Сталину, Москва».
Гитлер предлагал 22-го или максимально 23 августа, направить в Москву Риббентропа. Ответ пришел в тот же день. Сталин соглашался встретиться 23 августа. Гитлер воскликнул: «Я держу мир в кулаке!»
В понедельник, 22 августа, Гитлер вызвал к себе в Оберзальцберг всех военачальников. На этой необычной встрече в течение многих часов говорил Гитлер, а все остальные молчали, им даже было запрещено делать записи. Речь шла о войне с Польшей, войне беспощадной. День «X» — начало наступления — был намечен на 26 августа.
Во вторник, 23 августа, в день подписания германо-советского пакта, в Париже генерал Гамелин выступил перед собравшимися членами французского правительства. Он утверждал, что французская армия во всеоружии, а польская может противостоять немцам в течение, по крайней мере, шести месяцев.
Французский генерал, который через несколько дней скажет публично: «Мы войдем в Германию как нож в масло», верил в свою разведку — Второе бюро. Оттуда он получил важную информацию: Источник А сообщил о намечавшемся 24 августа в Берхтесгадене секретном совещании Гитлера с военачальниками.
Политические сообщения глава французской разведки полковник Риве получал из менее надежных источников. Французский Генштаб и разведка отмечали, что Министерство обороны снабжает их тенденциозной и туманной информацией: среди немецкого населения циркулируют слухи… Генерал Хальдер собирается подать в отставку… Гитлер серьезно болен… Сам Риве, работавший в Варшаве военным представителем, был высокого мнения о храбрости поляков, не понимая, что воинская доблесть не заменит танковых дивизий.