Поэтический вечер проходил в большом зале в доме Вильямсона, этого небезынтересного докера-поэта. Сидели все прибывшие по кругу и поочерёдно читали свои стихи. После каждого такого выступления наступала пауза для выслушивания отзывов и критики. У каждого кресла и стула, на которых расположились собравшиеся, прямо на полустояли, принесённые каждым только для самого себя различные напитки — пиво, виски, вино. Каждый угощался самостоятельно, когда и как хотел, непринуждённо участвуя в общей беседе и отпивая по глотку своего излюбленного напитка. Перед окончанием этой встречи вокруг каждого из нас собралась небольшая группа со своими рассказами и вопросами.
Далее почти все участники разошлись, а для небольшой группы самых близких друзей и наших приглашённых моряков на веранде был накрыт стол с угощением. Теперь уже поднимались тосты сообща за различные добрые пожелания. Поэтический вечер закончился вполне пристойно, дружественно, где-то за пару часов до полуночи. Кстати, жена этого докера-поэта проводимым вечером была одета уже вполне нормально, ничем не выделяясь на общем фоне приглашённых. Вероятно, докер приложил своё поэтическое дарование и к избирательному вкусу своей жены. От общения с ним, несколько угрюмым на первый взгляд, сложилось самое прекрасное впечатление — хоть и докер, но настоящий австралийский интеллигент.
В последний день перед отходом т/х «Долматово» в капитанском салоне разразился почти настоящий скандал, между капитаном и шипшандлером, доставившим на борт судна два здоровенных ящика английских сигарет «три пятерки». Оказывается, за сутки до этого происшествия, когда старпом с группой был в увольнении на берегу, на судно прибыл шипшандлер, вызванный нами ранее через агента для заказа представительских капитану.
Лев Дмитриевич решил не приглашать кого-либо из своих помощников для общения с шипшандлером, так как заказ у него был, оказывается, достаточно простой — желание приобрести всего пару блоков хороших представительских сигарет. Сам капитан не курил, но к приходу в Жданов для раздачи по паре пачек сигарет лоцману, кадровикам и другим представителям, конечно, готовился. Как они общались с этим новым прибывшим шипшандлером на английском языке, можно только догадываться. Жаль, что такие товары, «бондовского» характера (привозимые в Австралию из-за рубежа на «бондовский» склад, с которых ещё не взыскана таможенная пошлина), не были в ассортименте наших знакомых греков, двух братьев — продуктовых шипшандлеров. Они бы, надо полагать, не допустили такого досадного недоразумения.
Капитан горячился, поясняя суть произошедшего между ними:
— Я ведь ему не только русским языком сказал, но и на пальцах показал — two blocks only!
Шипшандлер удивлённо при этом, оказывается, переспросил:
— Two cases?
— Yes, yes! — ответил капитан.
Дальше комментарии, конечно, были излишни. В словарном запасе капитана слова «case» (ящик) ещё не было, не успел освоить, а подтверждение шипшандлеру сделал вполне убедительно.
Что же нам теперь делать дальше с этими двумя ящиками — достаточно серьёзный вопрос. Капитан продолжал горячиться:
— Пусть, бестолковый, забирает свои ящики с сигаретами обратно!
Шипшандлер на такой поворот дела пояснил, что он работает с «бондовскими» товарами, за которые при реализации в Австралии платится определённая таможенная такса. При транзитной продаже (на судно) такая такса минимальная, так как товар следует дальше. Теперь в случае «завоза» этих сигарет в Австралию (при возврате ящиков обратно) надо оплатить полностью импортную таксу, которая в несколько раз выше «транзитной» таксы. Кто же оплатит ему эти дополнительные расходы? Разумеется, конечно, только сам капитан.
В итоге Лев Дмитриевич вынужден был стать владельцем этих двух ящиков английских сигарет с маркой «555».
Позже капитан распорядился рядовому составу раздать по одному блоку этих сигарет, а командному составу — по пять таких же блоков. Соответственно, третьему помощнику надлежало провести удержание за розданные сигареты при выдаче экипажу валюты. Все на судне восприняли такую ситуацию необычной распродажи с пониманием, некоторые даже с юмором. Только первый помощник П. Хороших взмолился капитану: