Далее через некоторое время получил студенческую «зачётку», началась у меня дополнительная заочная учёба теперь и в институте. Однажды, в экипаже в свободное время перед отбоем я углубился в параграфы по «Начертательной геометрии». Со стороны спины подошёл ко мне дежурный офицер по училищу — «КАП ТРИ», читавший нам гидрографию и геодезию. Всматриваясь в мой учебник, он спросил: «А что это Вы изучаете?» Удивившись предмету «Начертательная геометрия», продолжил: «А зачем Вам это?» Пришлось сказать ему об учёбе в ОИИМФ-е. «КАП ТРИ» резюмировал свои мысли вслух: — «Странное дело: питаетесь здесь, одеваетесь здесь, а учитесь там?» Узнав, что такая учёба согласована с руководством училища, он, наконец, успокоился. Конечно же, позже он проверил справедливость предоставленной ему информации, при общении с курсантами у наших офицеров было своё правило: «Доверяй, но проверяй»[37].
В один из воскресных дней моего пребывания в посёлке вдвоем с Люсей мы посетили дом её бабушки, Анастасии Михайловны. В тот день собрались, оказывается, многочисленные её дочери и ряд внуков, в том числе и Валентина (бывшая моя подруга юности), — за общим столом во дворе дома по какому-то семейному торжеству. В это время мать Люси, Анна Ивановна, участия в этом сборе не принимала, оставалась дома с нашей маленькой Людмилкой. Приход наш к бабушке был абсолютно случайным и не имел никакого отношения к их застолью. Тёплый осенний день был хорошим союзником общему «чаепитию». Ничто, казалось, не предвещало плохого развития событий, тем более в кругу близких родственников.
В процессе непродолжительного разговора со своими родственниками, даже не присев за общий стол, вспыхнула ссора между Александрой Ивановной, называемой всеми обычно тётей Шурой, и моей женой Люсей. Избегая дальнейшего развития начавшейся семейной драмы, пришлось вмешаться и мне, освобождая Люсю от цепких рук тёти Шуры, в защиту которой тут же потянулся её муж, инвалид войны, с трудом перемещающийся самостоятельно. Растолкав обоих, выхватил Люсю, и мы поспешили прочь из этого двора, из этой непонятной семейной вакханалии.
Оказывается, тётя Шура, будучи крёстной матерью Валентины, вступилась за неё, упрекнув Люсю, что, та «перешла дорогу» Валентине (полный абсурд!). Категорически отвергнув такое обвинение, Люся в свою очередь, ответно упомянула о непристойном поступке тёти Шуры в период послевоенной смены денег (1948 г.), когда она буквально за 12 часов до объявления денежной реформы, принесла свой долг Анне Ивановне, в результате эти деньги практически пропали. К тому времени отец Люси умер, а Анна Ивановна, содержавшая свою семью, не имея средств на покупку кормов для их коровы, продала её и по просьбе тёти Шуры, вырученные деньги отдала ей на временное пользование по её усмотрению. Тётя Шура работала в сберегательной кассе и о денежной реформе, конечно, знала раньше других, но деньги вернула только вечером, а утром была объявлена, как снег на голову, эта «неожиданная» реформа, в итоге бедного сделали ещё бедней и обида в данной семье, у Люси, сохранилась на всю жизнь.
Однако и произошедшая ссора по поводу Валентины в тот несчастливый воскресный день навсегда осталась без какого-то примирения. Как говорится, род Людмилы «раскололся» надвое, тем более, что тётя Шура позже вдогонку «накатала» ещё и письмо в мореходку, дескать, пострадал от несправедливого нападения её муж, инвалид войны, поэтому отчислите курсанта Тимченко И.Г. из училища!
Доводы «веские», угроза серьёзная. Благо, что начальник судоводительского отделения, г-н Гончаренко Д.Н., прошедший через горнило войны и период несправедливых корыстных доносов в период репрессий, внимательно меня выслушал, восстановив действительную картину произошедшего. Поверил мне и не решился по одному только этому письму, без дополнительных подтверждений медицины, опросу свидетелей и т. п., потерять одного из отличников учёбы, тем более старшекурсника.
Итак, нависшая угроза со стороны родственников благодаря чуткому отношению Дмитрия Николаевича миновала, поэтому учёба продолжилась с повышенным энтузиазмом, тем более что вскоре была получена информация об открытии мне визы для загранплаванья. Впереди преддипломная штурманская практика, т. е. долгожданный выход за Босфор — по-настоящему в дальнее плаванье!
Подготовка к выходу в море проводилась заранее, ещё в училище. Согласно решению командования училища первая группа из 20 человек была сформирована из отличников учёбы и младших командиров, из числа отличившихся служивших в армии курсантов. В эту же группу был включён и курсант И. Тимченко.
37
Справедливость этого правила неоднократно подчёркивал всем нач-к строевого отдела, приводя в пример случай, когда задержанный за какой-то проступок курсант назвал дежурному офицеру свою фамилию: «Разнуздайкин». При последующем выяснении оказалось, что это — курсантская фантазия. Нач-к строевого отдела свою речь заканчивал обычно так: «Этого „Разнуздайкина“ я всё равно зануздаю, несмотря на его удавшийся однажды обман…»