В Швеции в этот период существовало уже высшее должностное лицо, компетенция которого распространялась на всю страну. Речь идет о должности ярла, выше которого был только один король. Обычно титулом ярла жаловались лица из высших кругов шведской знати. Виднейшие ярлы первой половины XIII в. принадлежали к роду, который позже ошибочно называли Фолькунгами. Такие люди, как, например, Биргер Броза и его младший родственник ярл Биргер, были чем-то вроде майордомов при короле. Важнейшей обязанностью ярлов была, по-видимому, организация сухопутного и морского ополчения восточной части страны, которое было обычным уже с давнего времени, и командование им. Это ополчение собиралось весной, если давался приказ для похода за море. При помощи этих походов, которые были орудием внешней политики Швеции, в описываемое время стал проводиться в жизнь план расширения шведской державы на востоке, где проходили торговые пути, благодаря которым Швеция во времена викингов стала богатой и сильной страной. Попытки провести в жизнь этот план часто приводили к бедствиям, но шведы возобновляли их вновь и вновь. Церковь поддерживала предприятия королей на востоке под тем предлогом, что это были походы против язычников. Это были «крестовые походы» против финнов, эстов и русских [13].
Войны на востоке были настоящим лейтмотивом этого довольно смутного периода шведской истории. Сверкер воевал против русских, говорится в одной русской летописи, и снарядил шестьдесят кораблей для похода на восток. Легенда, написанная много позже, сообщает о том, что Эрик Святой предпринял «крестовый поход» против Финляндии, но неизвестно, какое событие отражено в этом сообщении. Во всяком случае, вся юго-западная часть Финляндии уже давно входила в шведскую церковную организацию, а в начале XIII в. в Або было уже учреждено собственное епископство. О шведских походах на Ладогу рассказывает хроника 1164 г.; в 1220 г. король Юхан, сын Сверкера, и ярл Карл во главе сильного военного флота направились к берегам Эстонии. Здесь шведы хотели опередить датчан, экспансия которых в то время также была направлена против Эстонии. Но «крестовый поход» на этот раз окончился катастрофой[14]. Старый торговый путь в Россию теперь находился всецело под контролем готландцев и немцев, которые из Любека ездили в торговый центр Северной России — Новгород. Единая внешняя политика была одним из факторов, способствовавших в это смутное время постепенному превращению Швеции в более прочно спаянное государство. Король, ярл, крупные феодалы и церковь — все они, каждый по-своему, были связаны с начавшейся экспансией на востоке.
Междоусобица при последнем короле из рода Эриков, Эрике XI Эрикссоне (1226–1250), на некоторое время поглотила все силы феодалов и королевской власти, но к середине XIII в. они вернулись к прежней политике.
Ведущую роль в шведской политике в этот период играл уже упоминавшийся нами ярл Биргер, виднейший представитель феодальной знати из так называемого рода Фолькунгов.
Он был женат на сестре бездетного Эрика XI, и его сыновья были, согласно установившемуся обычаю, ближайшими претендентами на королевский престол. Как ярл он стоял во главе крестового похода в Тавастланд (Финляндия), окончившегося завоеванием и этой части Финляндии. Позиции Швеции были укреплены, территория, принадлежавшая Швеции в этом районе, расширилась по ту сторону Ботнического залива. 75 лет спустя этот «крестовый поход» был воспет в первой большой поэме шведского средневековья — хронике Эриков (о которой подробнее речь идет ниже).
Анонимный поэт воспел этот эпизод в высокопарном рыцарском стиле и создал высокохудожественную композицию. Но фактически это был эпизод из традиционной и очень реальной экспансии на восток.
Вместе со всей страной росло шведское крестьянство, важнейшая основа нового государственного порядка и прочного единства государства [15]. Об этом росте косвенно свидетельствуют названия местностей: как во времена викингов, так, по-видимому, и в раннем средневековье значительная часть деревень вырастала за пределами древнейших поселений. К этой эпохе топонимисты относят возникновение местностей, названия которых оканчиваются на torp (изба), hult (лес), sater (выгон), ryd (поляна), mala (собрание) и др. Интересно отметить, что такое же явление мы наблюдаем в это же время и в шведской части Финляндии. О значительном экономическом благосостоянии того времени свидетельствует возведение в деревнях тысяч каменных церквей, дошедших до нас[16]. Это был, возможно, период наиболее интенсивного строительства в Швеции в средние века. Новые населенные пункты по рекам и долинам все дальше проникали в область, занятую большими лесами.
О жизни, которой жила шведская деревня в те времена, мы можем судить прежде всего по тем постановлениям и законам, которые регулировали, даже в мелочах, все важнейшие стороны быта и труда. Хотя эти постановления и законы были записаны только в изучаемый период, они, несомненно, являлись неписаными правилами общежития и в более ранние времена. Они регулировали жизнь, полную упорного повседневного труда, междоусобиц и драм родовой мести. Церковь и государство обеспечили крестьянину относительную безопасность, но зато ему пришлось платить налоги, неизвестные в более ранний период [17].
Как недостаточны наши сведения о важнейших событиях древней истории Швеции, можно судить по тому, что до сих пор еще не удалось определить систему землепользования в шведской деревне того времени. Мы не знаем, где и в какой связи было введено трехполье, которое впервые внесло твердый порядок в землепользование, не знаем, как образовались в деревнях усадьбы и каковы были другие формы смены культур. Ясно одно: уже в то время, о котором идет речь, существовала организованная крестьянская община. Об этом свидетельствуют законы страны. Землю сообща возделывали и засевали, сообща собирали урожай. Крестьянская община ввела точные правила для всей общественной жизни. «Если на земле пасется лошадь или копается свинья, владелец должен платить шеппу (шеппа (нем. — шеффель) — мера сыпучих тел, около 17 л.) с того урожая зерна, что он соберет на своем поле, за каждую третью лошадь или за каждую третью свинью» — гласил древний общинный закон, регулировавший размеры податей на светские нужды [18]. Древний вестйётский закон, ныне известная редакция которого относится к концу описываемого периода, приводит немало подробностей такого рода. В нем видно сознательное стремление к сохранению мира, несмотря на самые разнообразные причины для вражды. О мире и справедливости заботились при всех обстоятельствах, даже когда кто-либо ломал изгородь, даже когда скот соседа топтал урожай. Отражение этого идеала нетрудно найти в текстах законов; часто этот идеал вступал в конфликт со старым. Принципы мира и справедливости, однако, получили полное признание; весьма многозначительно в этом отношении введение к уже упомянутому нами вестйётскому закону.
13
[13] Русские раньше шведов приняли христианство, но католическая церковь, организуя «крестовые походы», обычно приравнивала русских к язычникам, чтобы оправдать военные походы шведских, датских и германских феодалов против Новгорода, Пскова и Полоцка. —
14
[14] Катастрофа, о которой говорит автор, заключалась в следующем: стремясь расширить свои владения за счет эстов, финнов и русских, шведские феодалы при Эрике XI, продолжавшем «предприятия» Юхана, пришли в столкновение с Великим Новгородом и в 1240 г. потерпели жестокое поражение на Неве от новгородского князя Александра Ярославовича. Начатое же шведами еще в 1157 г. завоевание Финляндии затянулось и было завершено лишь в 1362 г. королем Магнусом Эрикссоном. —
15
[15] С развитием феодальных отношений шведское крестьянство попадало в зависимость от феодалов, то есть развитие крестьянства шло в направлении, обратном тому, которое изображает автор. —
16
[16] Вопреки мнению автора, строительство церквей свидетельствует как раз об обратном — об усилении феодальной эксплуатации, последствием которой всегда являлось обеднение крестьянства. —
17
[17] Автор явно затушевывает классовые противоречия в феодальном обществе. В XIII в. христианство в Швеции стало господствующей религией. Королевская власть и военно-земледельческая аристократия нашли в церкви сильнейшего союзника в деле подчинения народных масс. Значительная часть крестьянства потеряла собственность (общинную) на свои земли и попала в феодальную зависимость от светских и духовных магнатов, получавших от короля иммунитеты (освобождение от повинностей). Военная обязанность всего населения была вытеснена феодальной рыцарской службой, а для крестьянства заменена натуральными платежами. Суд все в большей степени переходил в руки феодалов. Однако обилие незанятых земель создавало еще возможности для ухода крестьян, или так называемой крестьянской колонизации, и в Швеции удерживался значительный слой свободного крестьянства. Феодально-зависимое крестьянство также не потеряло личной свободы, но экономически это «свободное» крестьянство находилось не в лучшем состоянии, чем крепостное крестьянство в Западной Европе. —
18
[18] Община в тот период была далеко не единой: если были крестьяне, платившие шеппу за третью лошадь или свинью, то были и такие, которые платили несколько шепп, так как у них было не три лошади, а значительно больше, а также и такие, которым не приходилось платить ничего, так как у них ничего не было. Из первой группы выросла зажиточная верхушка, пополнившая даже ряды дворянства, а последняя группа мало-помалу превращалась в безземельное, хотя и «свободное» крестьянство. —