А уж экономным Йорма был, тут ничего не скажешь. Крутил в руках каждую марку по десять раз, прежде чем выложить ее. Совершенно непонятно, что удерживало Леа и почему она не удрала из Финляндии или не захомутала там какого-нибудь другого финна. Даже ребенка Йорма ей не сделал, и можно только предположить, насколько педантично и старательно он избегал беременности жены, и, скорее всего, у него были на то свои резоны.
В Таллинн Леа приехала только через десять лет, и то всего на пару дней. Ее дочку воспитывала мать, и наверняка Леа ездила к ним в гости под видом знакомой тети из Финляндии. Это были восьмидесятые годы, когда каждый уважающий себя эстонец просто не мог не иметь своего прирученного финна, а поездки за рубеж уже ни для кого не были каким-то чрезвычайным событием.
Следующий раз Леа приехала на родину на рубеже столетий, и на сей раз навсегда. Йорма после долгой и мучительной болезни скончался. Возможно, дети Йорма выгнали мачеху, возможно, стала донимать ностальгия. То, как протекала жизнь Леа в Финляндии, в точности никто не знает. Отправляясь в чужую страну, люди обычно уверены, что все это временно, что через несколько лет они вернутся, однако потихоньку душами овладевает привычка, и, глядишь, в один прекрасный день выясняется, что на новой родине они прижились и уже не представляют для себя другой жизни.
Кто-то был в курсе, что, вернувшись, Леа поначалу снимала в Таллинне квартиру на пару с другой дамой из Финляндии, и они вовсю гуляли, постоянно устраивая пирушки. Их довольно часто видели толкающимися по центру города. Уже тогда она молола невразумительный вздор, но это, как водится, списывалось на злоупотребление спиртным. В какой-то момент Леа окончательно съехала с катушек. Поселилась за кладбищем в какой-то ржавой машине и в поисках еды промышляла по мусорным бакам. Разом стала похожа на дряхлую старуху. Кожа да кости и вдобавок явное слабоумие.
На прошлой неделе ее обнаружили на озере Харку. Леа ножницами искромсала себе вены. Перед этим она помылась — обильно намылила волосы, выскребла щеткой с мылом лицо и одежду. Покрытая мыльной пеной, окровавленная, она и лежала у самого берега на мелководье. Опустившаяся женщина с финским паспортом в кармане. Там же на песке нашли пластиковые пакеты, в которых была пачка неотправленных писем к дочери, вырезки из газет и журналов, в которых шла речь об известной светской львице и бизнес-леди Трийн Хейнмаа.
На посиделках после похорон мы с одноклассниками об этой Трийн Хейнмаа в основном и говорили. Отметили, что финские дети приехали и, очевидно, они похороны и организовали, а вот Хейнмаа не было.
Сказать по правде, такая блестящая светская дама как-то трудно увязывалась с этой историей. В школьные годы фамилия Леа была Линдепуу. По финскому паспорту она была Тамми. Ее мать неоднократно выходила замуж, и никто понятия не имел, какую фамилию тогда в Пайде дали ребенку. А если учесть, что Леа повредилась рассудком уже довольно давно, то вырезки о Трийн Хейнмаа могли быть просто манией чокнутого человека. Случайно наткнулась на красивую и успешную женщину и поверила, что это ее дочь. Можно не сомневаться, что все последние годы Леа жила в искаженной реальности, не имеющей уже ничего общего с нашей привычной действительностью.
Вероятно, самым важным совпадением в этой истории оказалось то, что один из наших одноклассников работал в полиции и именно в его отделе содержимое пакетов и изучали. Он нашел там, кроме документов на имя гражданки Финляндии Леа Тамми, еще и свидетельство о рождении Леа Линдепуу, и табели успеваемости за все школьные годы. Вот от него мы и узнали о смерти нашей бывшей одноклассницы.
Кстати, Йокс Пеэтсон попал под машину всего в нескольких сотнях метров от того места, где за кладбищем в кабине развалюхи обитала Леа. Говорят, что тем же вечером Леа приходила к Пеэтсону домой, чтобы вернуть какие-то деньги. Из всего этого можно заключить, что в день гибели Йокса они встречались…