Нет худа без добра, непонятно от чего развеселившись, заключил Вильмер, но тут же опечалился — какого рожна женщина должна была умирать именно в его квартире. Вильмер представил себе, сколько невообразимых хлопот ему предстоит — ведь скорой и полиции он даже имени ее назвать не может! А вдруг его самого заподозрят в убийстве! Эту жуткую мысль Вильмер не хотел и додумывать, но внезапно ему пришло в голову, что в умопомрачении он и впрямь мог сотворить нечто ужасное и непоправимое.
Многие киногерои совершали убийства, о которых в памяти и следа не оставалось, вспомнил Вильмер и почувствовал, как постепенно леденеет его нутро.
Для Вильмера эта метафора превратилась в реальность, ни минуты не медля, он вскочил. Надо срочно увидеть, что там случилось на самом деле, подгонял он себя, но ноги не слушались. Как во сне, подумал Вильмер. Точно как в кошмарном сне — а может, это и есть сон, попытался он найти выход из ужасающего положения и, пошатываясь, на подгибающихся ногах вышел в коридор. Еще какое-то мгновение Вильмер разглядывал красные следы босых ног на пороге ванной, затем толкнул дверь.
Внутри никого не было.
Прищурившись от непривычно яркого света, Вильмер увидел себя в зеркале. Всклокоченные жирные волосы, недельная щетина, под правым глазом непотребный огромный желто-лиловый кровоподтек. Одет в драную, заляпанную винными пятнами рубаху и в еще более грязные, замаранные трусы. Я похож на тех оборванцев из сериала, пронеслось в его мозгу. Да, картина удручающая, но стереть ее в зеркале, равно как и переиначить, он был не в силах.
Внимание Вильмера привлекла отраженная в зеркале бутылка с красно-золотой этикеткой. Он медленно повернулся, со стоном поднял с пола наполовину початую бутылку и отхлебнул из нее. Потом сделал еще один большой глоток. Крепко прижимая находку к груди, он потащился обратно в гостиную, где скользнул отсутствующим взглядом по царящему там вопиющему разгрому.
Рекламная пауза продолжалась. В душе Вильмера вдруг возникло дурацкое чувство, что он не в ладах с действительностью.
Реальность была похожа на пожилую замужнюю женщину, уставшую от постоянных ссор и придирок, которая притулилась в уголке дивана и угрюмо сидит там, безвольно уставившись в свои безнадежно пустые морщинистые ладони.
СЛУХИ, ПОДЛЫЕ ИЛИ ЧУДОТВОРНЫЕ
Господин Вахур Коолпуу просыпается этим поздним солнечным утром с тяжелым чувством. Нет, не телесное здоровье дает о себе знать, тяжесть живет у Вахура в голове, колобродит там незваным гостем, хозяйничает как у себя дома. В квартире Коолпуу тихо, не слышно ни единого домашнего звука, лишь открытое окно связывает комнату с улицей. Гнетущая тишина усиливает щемящее чувство брошенности или отверженности, и до Вахура доходит — это не одно только неприятное ощущение тяготит его, это сама жизнь, хитросплетения которой до сей поры были удачными, а в последнее время превратились в спутанный клубок. Необъяснимой, кстати, спутанности клубок.
То, что он сейчас физически один — жена с сыном на лето сняла у подруги дачу, — усугубляет положение Вахура, особенно по утрам оно почти невыносимо. Он пытается утешиться тем, что одиночество хоть и действует угнетающе, но в нем кроется и толика волшебного таинства, чего-то трудно описуемого, однако это ему не помогает и состояние не улучшается. В моей жизни будто что-то резко оборвалось или образовалась странная пустота, размышляет Вахур, глядя на себя со стороны. Даже самый близкий приятель Игорь, с которым он много лет был не разлей вода, несколько месяцев назад съехал за океан, и в последнее время о нем ни слуху ни духу. Электронные письма уходят в никуда, а телефон постоянно вне зоны действия. Жив ли он вообще, уже невесть в который раз с тревогой думает Вахур, но это не главная его тревога.
Главная началась на прошлой неделе, когда его вызвал к себе Бергманн и ни с того ни с сего принялся отчитывать.
— Давай так, напишешь заявление на отпуск за свой счет, а когда через два месяца придешь, уже без эмоций решим, как с тобой быть, — напоследок сказал заведующий и принялся тряпочкой протирать стекла очков.
Это протирание очков было своего рода ритуалом, означающим бесповоротное окончание разговора. Заведующий вообще имеет десятки забавных привычек, которые хоть и с усмешками, но закрепились в повседневном обиходе учреждения. О чем не хотелось бы говорить словами, о том подчиненным сообщается посредством языка тела. Выходя из кабинета Бергманна, Вахур не мог и ума приложить, что же такого он сделал не так, где дал маху, но почувствовал, что пол коридора под ногами пошел волнами, словно он стоит в какой-нибудь лодке или на плоту.