Затем решительным шагом Эрвин подошел к линии берега. В безветрии тускло мерцала гладь воды. Она и впрямь была красноватой и с виду, словно состояла из какого-то вязкого вещества.
Безоблачное небо было подернуто туманной пеленой. Солнце сквозь нее проглядывало лишь бледным диском. Лениво шевелящиеся дачники не отбрасывали теней, и поэтому создавалось впечатление, что люди парят над светлым песком.
Каждое свое лето — в большей или меньшей степени — Эрвин проводил на этом берегу, вырос здесь, но ничего подобного раньше не видел. Наверняка всему виной эти беспрерывные дожди, недолго думая, решил он. Красно-бурые болотные воды влились в речные потоки и устремились к морю, там, в какой-нибудь бухте, эта взвесь резко задержалась, и ее прибило к берегу. Будет стоять без движения, пока не подует ветер.
Никакой мистики, подумал он. Ничего противоестественного.
Так Эрвин попытался объяснить для себя странный каприз природы, доказать, что в основе любого неземного явления лежат свои земные причины, но это не успокоило его, наоборот — кроваво-красная вода под сизым небом вызывала жутковатый трепет. Наполнила дурным предчувствием, отогнать которое он был не в состоянии. С какой-то особенной болью Эрвин почувствовал, что мир внезапно стал другим.
Знакомые лица и выглядели знакомыми. Но у него появилось смутное ощущение, что они запомнились ему по фотографиям или с телеэкрана, а в реальной жизни он с ними никогда не соприкасался. Только заговорив с одним из них, Эрвин вдруг вспомнил, зачем вообще пришел на пляж. Пропала моя жена, подумал он.
Моя пьяная жена шляется где-то здесь живым пятном позора. Не могу сказать, что на мнение окружающих мне наплевать. Вовсе не наплевать, помрачнев, подумал он, резко повернулся спиной к собеседнику и отошел в сторону.
Вода была цвета крови, небо подернуто сизой пеленой.
Под ногами скрипел песок, и этот звук походил на печальное курлыканье журавлиного клина. Эрвин скользнул цепким взглядом по дюнам, но Хелен нигде не увидел. Да ее здесь и не должно быть, прикинул он, зная, что жена не жаловала начало пляжа с его столпотворением отдыхающих и всегда предпочитала уходить подальше.
Ему казалось, что он бродит туда-сюда по пологим дюнам уже бесконечно долго, однако среди зарослей песчаного колосняка не обнаружил Хелен ни в одиночестве, ни в какой-либо пьяной компании. Эрвин хоть и откликался на приветствия многочисленных знакомых, но спрашивать у них о Хелен не решался. Наконец, недалеко от реки, что все несла и несла в море красноватую воду, он, окончательно замотавшись, устало опустился на песок. День становился душным. Сорочка, которую он так и не удосужился снять, казалась влажной тряпкой.
Закрыв глаза, Эрвин лежал на теплом песке и до него доносились неясные звуки — чьи-то оклики, детский плач — гул голосов то приближался, то удалялся. Ему вспомнилось, что о чем-то подобном он читал, — некто лежал в закрытом гробу и слушал, как люди разговаривают о чем угодно, только не о том, чего жаждала его душа. Главный герой той истории понял, что, собственно, никто и не скорбит о нем, напротив, кое-кому его смерть доставила даже радость. Самое чудовищное было то, что в хоре болтовни он узнал голоса родных. Тех, кого любил, и о ком думал, что они тоже любят его.
Внезапно Эрвин решил, что слышит знакомый голос. Голос Хелен. Он доносится еще издалека, слов не разобрать, но тембр голоса ее. Эрвин ощутил, как в душе тепло шевельнулось какое-то забытое и хорошее чувство. Он решил пока не открывать глаз, лежать неподвижно до тех пор, пока Хелен не воскликнет:
— Это же мой муж! Представляете, я нашла на берегу своего мужа!
Эрвин прождал довольно долго. Даже устал от ожидания. Потерял надежду и, в конце концов, пришел к выводу, что звук знакомого голоса был иллюзией — всего лишь обманчивым порождением его сокровенного желания. Глаз, чтобы оглядеться, он не открыл, поленился, и ничто в этот момент его не волновало. Вот так бы лежать и лежать. А пока что Хелен вернется на дачу, увидит его машину, и если у жены осталась хоть капля разума, она постарается уничтожить следы попойки, отмоет замаранный пол и хотя бы на скорую руку все приберет.
Пусть так, подумал он.
Когда Эрвин очнулся от краткого или длительного забытья, кругом будто стемнело. Сейчас начнется дождь, встревоженно подумал он и сел. Небо затянуло тучами, а на темной воде белели пенистые полосы. Пляж как вымер, и только слева, там, где за устьем реки заканчивался песок и возвышался глинт, суетился народ. Там мигали огни скорой помощи и виднелись машины, окрашенные в цвета полиции. И если машины стояли наверху, на обрыве, то народ толпился у моря, и, похоже, именно внизу происходило что-то страшное.