В пространстве никакого Источника пока не ощущалось, зато чувствовалась вонь, которую испускали движущиеся повозки. Я подумал, что мне пора бы уже встать со снежной дороги, а то становилось совсем некомфортно.
«Эх, избалован же я Зазеркальной цивилизацией! – думал я, кряхтя и вставая. – Правильно бабуля твердила моим родителям: надо Мишеньку на Север к шаманам-оркам на воспитание отправить, иначе совсем избалуете дитя; в палатках бы там пожил, корешками бы одними попитался, да по снежку голыми пятами походил бы, может и вырос бы из него настоящий мужик. Еще она указывала на моё худенькое тельце, жиденькие волосёнки и бесхребетность. Во всём была права бабусенька! Надо было меня к оркам отправить! В одном только ошиблась – характер у меня есть! Я хоть и белый и пушистый в душе, но зато упрямый и настойчивый, а за друзей я буду стоять до последнего». Несмотря на мою стойкость и упрямство, вырос я действительно избалованным, и сейчас я это ощущал в высшей степени. Деваться некуда, мне надо закалять характер. Моя будущая профессия требует от меня закалки и смекалки, поэтому тяжёлые условия не должны пугать.
Насколько будут тяжелые или нетяжелые условия жизни, мне ещё предстояло узнать, а сейчас я был нужен этой маленькой юной леди. В том, что это ей требуется моя помощь, я не сомневался. От неё шла тревога и озабоченность, страдание и усталость, её душа болела, а сердце глухо и тяжело стучало. Уже сейчас я мог определить, что просила она не за себя, а за кого-то близкого. Тревожить её в данный момент и спрашивать про желание не стоило, я только напугаю её. Остаётся только одно – следовать за ней.
– Пойдёмте, – тяжело выдохнул я и отряхнул с себя снег.
– Вы что-нибудь помните? – решила завести разговор девушка. – Вы помните, как вас зовут? Какой сейчас год? Откуда вы?
– Со мной всё в порядке, – я решил не говорить пока, что я ангел и пришёл к ней, а остальное уже узнал. – Меня зовут Михаил. Я живу далеко отсюда. Спасибо вам за заботу.
– Да не за что, – ответили мне. – Я часто хожу через этот скверик. Иду, а вы тут у скамейки лежите и лоб в крови. Я подумала, что вам нужна помощь. Вдруг упали, или напали на вас. Но сейчас утро, хулиганов не должно быть.
Девушка говорила быстро и отрывисто. Видно, что она нервничала.
– Не волнуйтесь. Я тоже не хулиган. Я пострадавший, видите? – и смеясь показал ей на лоб. Под пальцем болезненно отозвалась рана.
– Возьмите, – она протянула свой платок, которым вытирала мне кровь со лба. – Меня зовут Светлана, – представилась девушка и уставилась на свои потрескавшиеся сапожки. Она шла, загребая ногами только что выпавший снег, и грустно улыбалась, погружённая в себя.
Светлану я не стал больше тревожить. Пока мы шли до больницы, я крутил головой, разглядывая дома, витрины магазинов, деревья, украшенные фонариками, и окружающих нас людей. Некоторые прохожие были наряжены в красные колпаки, на которых светились звёздочки, дети у витрин просили у мам какие-то игрушки. В городе, похоже, ждали какой-то праздник, раз нарядили деревья и разукрасили цветными красками большие окна на первых этажах зданий. Я был в восторге от того, что попал в свой первый параллельный мир, но полностью отдаться своим чувствам мне мешала девушка. Её боль ощущалась даже физически – по коже бегали мурашки.
– А какой будет скоро праздник? – поинтересовался я.
На меня опять странно посмотрела Светлана, но ответила:
– Новый Год через пять дней.
Ответила грустно. Этот праздник её совсем не радовал.
Мы дошли до большого многоэтажного здания.
– Это многопрофильная больница. Вы можете зайти в центральный вход и попросить помощь, – сказала Светлана.
– А вы со мной не пойдете? – спросил я, сильно разволновавшись.
– Нет. Мне надо в старый больничный комплекс. Он там, чуть подальше.
– Тогда я с вами. Я хочу попросить вас помочь мне. Не бросайте меня, пожалуйста. Я чувствую себя одиноким, – признался я в беспомощности, пожал плечами и развёл руки в стороны.
Мы зашли в калитку недалеко от большой больницы, и попали во двор, где стояло несколько построек поменьше. К ним вели аккуратно очищенные от снега дорожки. Мы повернули направо, где с двух сторон тропки росли невысокие кустарники и были расставлены скамейки. За кустами стоял кованый железный забор, на нём сидела большая серая птица и, не замечая ничего вокруг, клевала какой-то небольшой блестящий предмет.
– Что она делает, – поинтересовался я, указывая на птицу.
Светлана весело улыбнулась:
– Она выклёвывает остатки пищи из пакета.
– А разве птицы так питаются? – во мне отозвалось это какой-то неправильностью.
– Это же вороны, – ответила девушка так, как будто я должен без объяснений понять, кто это такие.
Зашли мы через жутко скрипучую дверь и попали в небольшой квадратный коридор, где люди сидели на скамейках и стояли возле стен. У меня закружилась голова от чувств и эмоций этих людей. Я схватился за плечо Светланы. Она понимающе взяла меня под руку и повела в другую дверь напротив входа. Там оказалась лестница, ведущая наверх. Поднявшись на второй этаж, мы остановились возле деревянной высокой стойки. Там стояла молодая женщина в белом халате и белой шапочке. От неё пахло хлебом и ещё чем-то незнакомым и неприятным для меня.
– А, Светлана, – обратилась она к моей сопровождающей. – Что-то ты припозднилась сегодня.
– У меня были серьёзные причины, тёть Ань, - протараторила Света. – Вот, – показала она на меня, – У меня для вас пострадавший. Нашла по дороге сюда.
Я убрал руку с платком от своего лба, чтобы было видно рану. Тётя Аня подскочила, вышла из своего «убежища», прошла немного по левому коридору и указала на дверь с надписью «процедурная».
– Проходите сюда, – махнула она рукой.
Я прошёл в комнату, где было холодно и опять чем-то странно пахло. Сел на широкую скамейку. Женщина в халате что-то доставала из стеклянных и железных шкафчиков и, не оборачиваясь на нас, сказала Свете:
– Светлан, снимите курточки. И отнеси их в раздевалку у нас на этаже.
Девушка тут же стала раздеваться, я последовал её примеру. Она забрала куртки и куда-то ушла. Потом заглянула в «процедурную», проговорила скороговоркой, что пошла к Косте, и закрыла дверь.
Мне стало холодно. Я сидел в тонкой синей рубашке, из кармана которой что-то торчало. Я поинтересовался – оказалось, что это документы. Женщина попросила не убирать их. Рана оказалась глубокой, и мне сделали два шва, – о них предупредили, обколов мне лоб острой иголкой. Я сидел и не шевелился. На меня давила серая атмосфера этого здания: я чувствовал странную физическую и душевную боль, чувствовал грусть, одиночество, подавленность. Где-то слышалось облегчение, озабоченность завтрашним днём, даже немного радость. Где-то шевелилась обречённость и страх. «Что это за место? Моему другу Триннадцатому не понравилось бы тут, – подумал я, – Он просто не выносит, когда в воздухе пахнет болью». Женщина пыталась меня утешить, думая, что я расстроен своей раной. Моя рана была Ничем по сравнению с тем, что чувствовали здесь остальные. Голова, казалось, просто взорвётся. Я закрыл глаза и попытался найти островок спокойствия в этом урагане чувств.