Роды прошли легко, правда, Ольгерду так не показалось - у всех видящих его в это время, было ощущение, что он готов убить любого, первого попавшегося разумного, за каждый стон его детки, раздававшийся из-за двери спальни. Он поименовал свою дочь Евания, на что Сольвейг улыбнулась и сказала - Ева. Малышка Ева просто прекрасна - слова богини подтвердились - она копия мамочки, только глаза синие-синие, как у Ольгерда и Алекса.
Когда Еве исполнилось полгода, Алекс решил, что королевству просто необходим большой бал по поводу рождения малышки. Устроитель дворцовых праздников так вдохновился, что этот бал обещает превратиться в событие столетия. Во время подготовки он был вызван к Сольвейг и о чём-то долго с ней совещался, подозреваю, что по поводу вальса.
В вечер бала Тагоры просто блистали в приглашенном обществе - были все: и участники Большого договора, и наша аристократия, и представители завоевателей с соседнего континента, в их числе и коронованные особы, среди которых важное место занимал наш будущий родственник - король Сарджин. Мне показалось, что Сольвейг и Сарджина связывают отношения более тёплые, чем предписано протоколом (а ещё я, бывало, видела ехидную улыбочку Сольвейг, направленную на принца Рикера).
Распорядитель вышел и торжественно объявил, что королевским танцем, открывающим бал, будет "Вальс королевы", который является подарком принцессы Сольвейг королеве Эрике и зазвучала МУЗЫКА. Как описать танец снежинок и круженье метели, как рассказать лунный свет и аромат ночных цветов? Это был мой вальс: вальс любви, гордости и боли, вальс счастья и сияющих глаз, когда руки женщины доверчивы и нежны, а руки мужчины сильны и надежны.
Мы кружились - я и Алекс, Сольвейг и Ольгерд, только мы четверо - в этом танце была рассказана наша жизнь, наша любовь, в этом танце была наша надежда и наша страсть.
Мы здесь, мы живём, мы любим, мы надеемся.
Часть 20 Четырнадцать лет спустя
Во дворце был скандал - там буйствовала королева. В совершенно не свойственной ей яростной манере, Эрика ворвалась в кабинет мужа и потребовала удаления от двора одной юной лессы - графини Кории. Король был против - эту лессу приняли ко двору всего три года назад по ходатайству графа Данри (бессменного главы Королевского совета) и проявлять к нему неуважение - удалять Корию от двора по каким-то нелепым обвинениям в коварных замыслах против принцессы Сольвейг, было, по меньшей мере, неразумно. Тем более, что ничего предосудительного лесса не совершила (ну подумаешь, немного кокетничала с Ольгердом, так с ним кокетничают все придворные лессы). Королева, выслушав мужа, обессилено присела на кушетку и как-то безысходно заплакала:
- Анжела права - ничего не изменить, она покинет нас.
- Эрика, ты говорила с Анжелой? - спросил Алекс.
- Да, она звонила мне на прошлой седьмице и сказала, что увидела страшное - Сольвейг погибнет и приметой её скорой гибели станет молодая черноволосая женщина с красным цветком в волосах, который ей подарит Ольгерд. Я сегодня увидела как твой брат преподнес Кории красный цветок, а она воткнула его в свою причёску.
Алекс нахмурился - отмахиваться от видений дочери было глупо и опасно, поэтому он счёл за лучшее срочно позвонить брату и вызвать того во дворец.
Ольгерд выслушал их и задумался:
- Но послушайте, я совершенно случайно вчера подарил этой лессе цветок и уж точно не собираюсь затевать с ней какие-либо нежные игры.
- Ольгерд, я и не утверждаю, что ты имел какие-то намерения, - произнесла Эрика, - Анжела сказала, что цветок, подаренный тобой - примета.
- Думаю, что в первую очередь, необходимо проверить её здоровье, - рассудительно произнёс Алекс.