- Откуда ты знаешь?
- Что знаю?
- Откуда ты знаешь про бусы?
Рука женщины так стиснула коралловые бусы на своей шее, что на белой коже заалели некрасивые следы, грозившие превратиться в кровоподтёки. Я улыбнулась:
- Эта история стара как мир. А кто ты?
- Ты не знаешь?
- Нет.
Лицо женщины исказила гримаса, она прерывисто вздохнула и вытянулась в струнку:
- Я королева.
Я склонила голову:
- Простите, Ваше Величество.
- Ах, оставь! Прошу тебя, без формальностей.
Потом она как-то диковато улыбнулась и с отчаянным весельем в голосе спросила:
- Что же, менестрель, может, ты знаешь, что мне делать? Как вернуть его любовь?
- Чью любовь? Короля?
Подобие улыбки всё ещё кривило её рот, когда она произнесла:
- Прости, менестрель, не нужно мне было тебя спрашивать.
Я вдруг внимательнее посмотрела на королеву: "Господи! Девчонка же совсем - лет двадцать, не больше. Красивая, как фарфоровая куколка и в глазах море боли". А ещё я увидела в этих глазах смерть, которую она неосознанно призвала. Я помедлила, молча глядя ей в глаза, а она, не отрываясь, смотрела в мои.
- Хорошо, - сказала я, наконец, - я скажу тебе, что делать, но это долго, трудно, больно и совсем не обещает возврат любви короля, если она была, конечно. Зато, если выдержишь - сможешь жить.
Королева жадно сглотнула:
- Скажи мне, скажи! Я заплачу.
Я покачала головой:
- Не нужна мне плата - это совет страшный и болезненный, но он позволит жить. Если эта история с бусами про тебя, то король сейчас даст тебе всё, что ни попросишь, потому что он досаду и неловкость чувствует. Так вот, попросись уехать далеко и надолго. Он согласится - ты ему здесь нынче, как камешек в сапоге, да и другая женщина тоже здесь - я права?
- Права, - эхом откликнулась она.
Рука королевы ещё сильнее стиснула бусы.
- А ты, там, далеко, начнёшь учиться, - она непонимающе смотрела на меня, - да, учиться. Всё равно чему, вернее всему: наукам, законам, фехтованию, магии, Всему тому, что тебе незнакомо. Тому, что считается мужским делом. И ещё, когда больно: фехтуй, бегай, магичь. Когда чуть отпустит: читай, зубри. Попроси у короля право приглашать учителей и магистров. Перед отъездом обязательно закрепи это право его Указом.
- Зачем?
- Затем, чтобы потом не просить его ни о чём.
- И боль уйдёт? Король вернётся ко мне?
- Боль притупится, потом уйдёт, наверное. Главное - ты изменишься. Потом поймёшь, когда однажды он скажет: "Прости меня", - а ты или простишь, или засмеёшься.
- Засмеюсь? - королева неверяще смотрела на меня.
- Да, - я легко усмехнулась, - а я потом подарю тебе музыку и танец.
- Когда?
- Не знаю, музыке ещё предстоит родиться. Я приду к тебе, туда, где ты будешь, королева.
- Приходи, я буду рада, - её глаза стали яснее, из них стала уходить смертная муть, - но странно, ты не предложила мне заклятий, чтобы вернуть короля.
- О, то, что я предложила куда серьёзнее любой магии, - я засмеялась, - да и заклятий я никаких не знаю. Ну что, королева, ты решишься стать женщиной? Решишься стать Той, Которая Выжила?
Я намерено выделила голосом слова о выживании, потому что она должна будет именно выжить или умереть - это мне было ясно как день. Королева встряхнула белокурой головкой и звонко сказала:
- Да!
- Тогда, покуда прощай, королева, - я поклонилась, взмахнув плащом, - не плачь, королева, живи, королева! - и направилась к выходу из зала.
- Постой! - я обернулась. - Кто ты?
- Не знаю, менестрель, наверное.
- Расскажешь потом?
- Может быть.
Я снова улыбнулась и вышла.
Спутница уже посеребрила дорожку на реке, с новой гранитной набережной уже доносилось пение хмельных студиозов, а я, сидя в своем кабинете в канцелярии, устало просматривал кристалл с воспроизведением вчерашнего разговора королевы Эрики с женщиной-менестрелем. Разговор был странным, менестрель вызывала вопросы, а Эрика сегодня вытребовала у короля защищенного расширения Права королевы на удаление от двора - теперь оно стало бессрочным. Право-то это брат защитил и расширил, разумеется, с большим удовольствием. Ещё бы! Королева удаляется добровольно и неопределённо надолго, и больше не будет смущать своим лихорадочным видом и коралловыми бусами (которые она не снимала ни днем, ни ночью) ни самого короля, ни его новую фаворитку - красивую и страстную черноокую Нэт. Да и двор теперь приутихнет со сплетнями о сумасшествии королевы.