Самое интересное, что юная глупышка Эрика, мало того, что дала менестрелю разрешение на неформальное обращение к королевской особе, так ещё и в точном соответствии с её советом, заполучила королевский указ о новом Праве королевы - приглашать к себе любых учёных и магистров. А вот это было уже не просто странно, это было непонятно, а потому подозрительно.
Я сделал пометку: дать поручение своим теням - разузнать подноготную этого модного менестреля и выкинул её из головы. На сегодня были вещи и поважнее, гораздо более серьёзные, чем женщина-менестрель, например, делегация эльфов, не посольство, нет - именно делегация от всех великих эльфийских домов, возглавляемая, естественно, наследником Дома Вечерней Зари. Вовсе не надо быть легендарным чтецом мыслей, чтобы понять - эльфы явились предложить брак между мною и эльфийской принцессой Лиеной (прямым потомком владыки), которой эльфы как-то исхитрились пометить ауру, чтобы моя возможная невеста соответствовала, заповеданному богиней Закону рождения Дома Тагоров.
Настораживало то, что эльфы, буквально через пару дней после прибытия, стали проситься на аудиенцию к Алексу, без каких-либо предварительных кулуарных консультаций, а ведь король так и не дал владыке определенного согласия на этот брак. Это могло значить, что владыка, поняв намек на то, что Тагорам хотелось бы иметь доступ к Оракулу, решил совершить обмен: брак на доступ, но даже если это и так, эльфы всё равно должны были бы сделать сначала тайное предложение. Нет, тут определенно была какая-то загадка, и хорошо было бы до аудиенции понять, что это за загадка. Тихий пригляд за делегацией, конечно, был, но у меня не было уверенности, что он даст какой-то результат.
Тень Виктор Скайле был катастрофически простужен: он отчаянно чихал и гундосил. Ну вот, надо же - привязалась болезнь (единственная из несмертельных), поражающая всех разумных мира, и не имеющая, толком, никаких средств для излечения. Ничто не могло воздействовать на её ход - положено седьмицу чихать, кашлять и сопливить - будешь, хоть ты сам король или архимаг.
Виктор страдал четвёртый день, что впрочем, вполне возмещалось лежанием на уютной кушетке, чтением редких исторических хроник и распитием горячего вина с пряностями. Плед был тёплым и мягким, камин уютно потрескивал, с первого этажа тянуло запахом пекущихся любимых пирогов, а за окном накрапывал первый весенний, ещё холодный, дождь. Однако хорошее закончилось с прибытием посыльного из Тайной канцелярии - Виктора вызывал начальник его управления барон Бостор.
Ознакомившись с записью беседы женщины-менестреля и королевы Эрики (благо, уровень допуска позволял это сделать без дополнительных клятв на крови), Виктор загрустил. Все знали - искать родословные и подноготные менестрелей дело долгое и неблагодарное, так как эти вралИ и путаники всё время выдумывали себе новые истории жизни, дабы выглядеть поблагороднее и не вызывать аристократическую брезгливость своим низким происхождением. Ну, оно и понятно - выступление в благородном доме, оплачивалось куда как дороже, чем вечер в таверне. Но деваться было некуда и Виктор, укутав шею тёплым шарфом, накинув капюшон и поплотнее запахнувшись в плащ, отправился к Юлаю - своему наименее лживому осведомителю в этой скользкой менестрельской среде. Юлай опасался откровенно врать тени и опаска эта вызывалась вполне реальным страхом разоблачения за подделку долгового билета гномьего банка, ведь гномы узнав имя злоумышленника, не стали бы звать стражу, а просто прибили бы того к дверям его же дома. Живым.
По старому местожительству Юлай не обнаружился, однако привратник (и дворник в одном лице) сказал тени, в какой именно дыре его можно нынче обнаружить. "Опять в кости проигрался", - подумал Виктор, - "значит, сидит на мели и будет весьма разговорчивым". Испачкав сапоги и изрядно промокнув под усилившимся дождем, тень всё же отыскал своего осведомителя и уже несколько раздраженно потребовал от него информацию о женщине-менестреле по имени Сольвейг. Юлай, услышав, о ком задан вопрос, слегка всполошился и нервно забегал по своей грязной комнатушке, нелепо дергая острыми локтями, откидывая за спину длинные белокурые волосы.
- Понимаешь, Виктор, - бормотал Юлай, - она с нами старается не сближаться, её музыка, её стихи не похожи ни на что, я тебя уверяю - нигде такого не пишут и не поют, так что она врёт, что это оркские или эльфийские песни. Она поёт в тавернах, она избегает благородных, никто не видел её истинного лица - она всё время ходит с артефактами личины и отвода внимания и она живет одна - у неё нет любовника.