Виктор, благополучно пропустивший мимо ушей опус Юлая о стихах и музыке (сочтя это, обычной в менестрельской среде, завистью), насторожился:
- А ты откуда знаешь про серые артефакты?
Юлай замялся:
- Ну, я это, в общем...
Виктор прищурился:
- Залез к ней домой?
- Ну, не домой - в комнату в таверне. Хотел посмотреть - что да как, откуда птичка прилетела.
- И что увидел?
- Да ничего особенного, только артефактов этих, всяких разных, у неё штук десять, но все на одно направлены.
- Так может она просто некрасива, или уродство какое - эти артефакты ведь не запрещены.
- Да в том-то и дело, если бы они были на красоту направлены, а то ведь все призваны делать внешность не привлекающей внимание и не вызывающей интереса.
- Так говоришь, аристократов избегает?
- Уж сколько её звали петь в благородные дома - всем отказ. А когда барон Серан предложил ей любовницей его временной стать, то она и вовсе ему пивной кружкой по уху съездила.
- И как барон наказал её?
- Да никак, в таверне студиозы были, они пообещали барону член порезать на кусочки, если он их менестреля обижать будет. Студиозы пьяные были и повесили на барона заклятье "неприближение".
- Это когда заклятый не может ни подойти к определённому разумному, ни подослать никого?
- Ну да, они сильно пьяные были, ржали как кони, что если барон рискнет, то никогда больше не познает проникновения в разумного, сможет только с белыми козами нежно играть.
Виктор не выдержал и захохотал:
- Почему козы, да ещё и белые?
- Да кто знает - пьяные они были.
- Юлай, послушай, а почему барон вообще на неё польстился?
- Ну, он ей сказал, мол, ты конечно уродливая, но это неважно - ты поёшь хорошо, у тебя попка упругая и сапожки высокие носишь, а я, говорит, музыку люблю и люблю, чтоб между витаром и сапожками ничего не было.
- Гурман какой, - пробормотал тень, потом повысил голос: - И как же она стала модным менестрелем? Её ведь даже в королевский дворец приглашали.
Юлай засуетился:
- Так я ж и говорю - музыка, стихи всё не такое, даже неприличное! Вон и студиозы, и школяры её песни поют!
Виктор покосился на своего осведомителя и подумал: "Надо бы послушать, что там за пташка появилась".
- И где, ты говоришь, сегодня её можно увидеть?
- Не знаю, вроде наёмники её заказали к себе в таверну.
- Это у Рыга?
- У него.
Виктор знал эту таверну - там всегда паслись орки-наёмники, когда бывали в столице. Местечко было буйным и входило в список обязательных для посещения городской стражей, Впрочем, там где орки без драки не обходилось нигде и никогда. И что там будет делать женщина-менестрель, прячущаяся за серыми личинами, да ещё имеющая неформальный доступ к королеве? Виктор мгновенно забыл про свою простуду, уже почувствовав те самые: азарт и интерес, превращавшие его в настоящую ищейку, которая вцепившись, не отпускает жертву, пока не вытрясет из неё всё нужное и ненужное.
- Рыгор, дружище! Как сам?!
Приветствовала я трактирщика Рыга. Он вчера ещё передал мне приглашение на нынешний вечер и приятно звенящий мешочек с серебром от отряда наёмников, которые намеревались сегодня знатно гульнуть, а так как совершенно неизвестно где и как будет закончена вечеринка (может в каталажке, а может и у лекарей), они предпочитали расплатиться со мной заранее.
- Всё славно, Сольвейг! Давай проходи, ужинать будешь?
- Буду. Мне мяса запечённого и горячего вина с пряностями, зябко нынче, - я сняла плащ, улыбнулась Рыгу и протопала к столику у горящего камина, оставляя мокрые следы на каменном полу, - что-то начало весны тепла не дарит.
Пока я дотягивала свое вино, наёмники уже загудели, как шмели - они пили, тискали местных весёлых девочек разных рас, и градус бесед стремительно повышался - пора начинать. Я взяла свой витар и вышла на возвышение для менестрелей: "Здорово, братва! Что вам спеть? С чего начать?", - толпа загудела. "Сольвейг, давай про любовь!" - проорал Рон. "Хы! Помню я Роновскую любимую песню", - подумала я и крикнула, помахав ему рукой: "Ну, лови, клыкастый!":
Наёмники топали ногами и порыкивали в такт, а Рон сопровождал особо любимые строчки отчаянным орочьим свистом - в общем, было весело!
После выступления Ирг, как всегда, выбрал парочку своих и отправил провожать меня до таверны. Там, я с чувством приятной усталости, даже улыбаясь, нырнула в душ и улеглась в постель. Я вообще заметила, что меня в этом мире многое радует, хотя знаний о местной жизни у меня не так чтобы очень, Особенно это касается всяких тонкостей, которые аборигены с молоком матери впитывают, Вот и приходится иногда сталкиваться с чисто культурологическими проблемами, когда моё понимание нормального и естественного наскакивает на реальность и тогда бывает, что искры летят в разные стороны, а мой вполне толерантный характер может выкинуть какой-нибудь кульбит (сама себя боюсь иногда, чесслово). Но по большому счёту, люди, вернее, разумные тут как разумные - и плачут, и смеются все расы одинаково.