- Говорил я всё правильно, даже странно, как храбро я говорил с тобой.
- Да, но поведение было не совсем для тебя нормальным. Теперь, когда ты поспал - вроде всё хорошо.
Мы лежали и тихо переговаривались, и это было так правильно, так тепло и надёжно.
- Как думаешь, мальчишки вернулись?
- Скорее всего. Думаю, они вернулись ещё днём, уточнили у прислуги - выходили ли мы и смылись.
- Куда это?
Я улыбнулся:
- Мало ли какие дела могут быть у молодых, здоровых офицеров.
Она вздохнула:
- Выросли, поросята.
- Детка, ты больше меня не покинешь?
- Не покину, я люблю тебя.
- И я люблю тебя.
- Как вы тут жили без меня?
- Жили. Когда с мальчишками - вроде жить можно. Когда их нет - было совсем плохо, но я считал.
- Что считал?
- Время без тебя. Богиня сказала, что ты вернёшься через пять лет, вот я и считал.
- А если бы я не вернулась через пять лет?
- Я бы умер. Я уже договорился с собой.
- Как это, договорился?
- Есть у Тагоров такая особенность - мы можем договариваться со своим телом. Вот я и договорился.
Она закрыла мне пальцами рот и тревожно посмотрела в глаза:
- Быстро раздоговаривайся с собой, глупый мой, всё поправимо кроме смерти.
- Не беспокойся, детка, ты здесь - значит всё в порядке.
- Ты не обманываешь меня? Точно, всё в порядке? Твое тело поймет это?
Она пристально смотрела на меня, а из её глаз градом покатились крупные слёзы:
- Я так тебя люблю, что не могу представить этот мир без тебя. Там далеко, где я жила, я всё равно знала, что ты есть, что, наверное, счастлив без меня, но ты есть.
- Меня нет без тебя, детка, я жил, потому что ждал. Богиня сказала - жди и я ждал.
Потом мы молчали, переплетя пальцы рук. Потом мое чудо заёрзало и сообщило:
- Ой! Мне надо в туалет, умыться, поесть и начать, наконец, целовать тебя.
- Тогда я тоже - в ванную и зайду за тобой.
- Да что я, до столовой не... - она осеклась, - зайди, я буду здесь.
Потом была наша ночь. Я думал, что у меня ничего не получится, после четырёх-то лет воздержания, но стоило этим губкам, этим ручкам прикоснуться ко мне, как волна желания снесла нас. Это было, как водоворот - нас захлестывало страстью - в руки и в губы всё время попадало что-то невероятное - сосочек, пальчик, шейка, попка.
Утром мое счастье стукнуло меня подушкой, засмеялось и закричало - не могу больше. А я сгреб её и тихо сказал на ушко: "Де-етка-а", - и взяв её руку, провёл по своей длине, она тихо застонала: "Сла-адкий, да-а".
Потом мы снова уснули, чтобы проснувшись, наконец, пойти искать своих детей. Мы их нашли - они были в своих спальнях и сопели, как младенцы, и у нас не вызвало никакого подозрения, что на часах уже больше полудня.
Сегодня утром, просматривая сводки канцелярий, я увидел данные от таможни Суни - вчера границу с Тагором пересекла Её Высочество принцесса Сольвейг Тагор. Её опознали по слепку ауры, который много лет назад разослал во все службы ещё барон Бостор, только вот личный браслет у неё был из Дамьена, и значилась там - менестрель Сильва. Я начал немедленно звонить брату, но он не отвечал. Тогда я поручил своему секретарю срочно выяснить его местонахождение. В Тайной канцелярии сказали, что брат в эту седьмицу почти не появлялся в своём кабинете, так как его сыновья приехали домой после выпускного в академии. Я встречался с мальчишками на торжественном выпуске. По традиции - это закрытое действо, на котором присутствуют только выпускники, высшее командование армии и король, вручающий знаки отличия молодым офицерам. Олег, действительно, шепнул мне, что после выпускной попойки они едут домой, праздновать с отцом. Разумеется, ведь брат никогда бы не нарушил армейские традиции и не позволил бы себе присутствовать на выпуске, но почему он не отвечает по фону?
Наконец, разобравшись с неотложными делами, я смог пополудни вырваться из дворца и порталом шагнуть в гостиную в доме брата. Вокруг было тихо, только где-то пел еле слышный женский голос - это же её голос! Я выскочил из комнаты и пошел на звук, по дороге наткнулся на кучку разумных, притулившихся у двери, из-за которой слышалось пение Сольвейг. Сначала они меня вообще не заметили, а заметив, прыснули в разные стороны - я понял - это слуги слушали пение своей любимой принцессы. Я распахнул двери: на кушетке, блаженно улыбаясь, закрыв глаза и положив голову на колени жене, лежал Ольгерд, а она что-то напевала, нежно перебирая его волосы. Картина была настолько красивой и предназначенной только для двоих, что я ощутил неловкость от того, что ворвался в их мир. Они увидели меня.