Не оказалась забытой в деятельности клуба и чисто библиофильская тематика. На одних заседаниях В. Г. Лидин читал отрывки из своей — тогда еще не напечатанной — книги «Друзья мои — книги»; другие были посвящены «Букинистической Москве начала века», Н. П. Смирнову-Сокольскому и пр.
Клуб любителей книги при Центральном Доме работников искусств занял в библиофильском мире Москвы видное место и вызвал в 60-е годы ряд последователей, о чем будет сказано ниже.
Среди личных библиотек, особенно прославившихся в 50-е годы, следует выделить великолепное собрание народного артиста РСФСР Н. П. Смирнова-Сокольского, имя которого многократно упоминалось нами на предшествующих страницах. Впрочем, дать полную, исчерпывающую характеристику этой библиотеки мы не можем: только подробное описание ее в двух томах — «Моя библиотека» Н. П. Смирнова-Сокольского — позволяет в полной мере оценить ее общекультурное и специально-библиофильское значение. На основании личных впечатлений и печатных материалов мы охарактеризуем собрание Н. П. Смирнова-Сокольского.
Н. П. Смирнов-Сокольский (1898–1962) — один из крупнейших советских актеров эстрады, — еще с юношеских лет увлекся собиранием книг. Постепенно круг его библиофильских интересов становился более определившимся и строгим: Н. П. стал собирать книги только по истории русской культуры, литературы, общественной мысли. Свою библиотеку он формировал около 40 лет и — как он писал в статье «Твоя личная библиотека», — по принципу «цепной реакции», т. е. переходя от одной заинтересовавшей его книги к другим, по тем или иным причинам близким к первой. Так, в первый раз прочитав «Войну и мир» Толстого, Н. П. стал собирать книги о ее авторе и о войне 1812 г. Прочтение «Тихого Дона» Шолохова вызвало интерес Смирнова-Сокольского к советской литературе и, в частности, к произведениям о гражданской войне. «Когда еще в юности, — писал Н. П., — я „заболел“ Пушкиным, это вызвало свою „цепную реакцию“. Я прочел произведения Радищева, Новикова, Ломоносова, полюбил книги поэтов пушкинской и послепушкинской поры. Мое увлечение Пушкиным „подарило“ мне много замечательных книг. Среди них — прижизненные издания трудов самого поэта и моя счастливая находка — „Путешествие из Петербурга в Москву“ Александра Радищева в первом издании 1790 года — одна из самых редких и знаменитых русских книг»…«„Цепная реакция“, о которой я рассказываю, — продолжал Н. П., — по-моему, и есть система составления личной библиотеки. Конечно, не единственная и непременная, ибо дело это в конечном счете очень индивидуальное» (154).
В результате упорных, настойчивых и целенаправленных поисков, потребовавших больших затрат времени и денежных средств, библиотека Н. П. Смирнова-Сокольского стала собранием ценнейшего в истории русской печатной книги с петровских времен и до наших дней, — весь XVIII–XIX–XX в., альманахи, журналы, книги с автографами, редкие рукописи, альбомы, письма и т. д.
В многочисленных газетных статьях о собрании Н. П. Смирнова-Сокольского каждый автор по своему вкусу и разумению, по степени своих знаний или своего невежества называет те или иные поразившие его редкости этой замечательной библиотеки. Однако ни такие статьи, ни книги самого Н. П. Смирнова-Сокольского — «Рассказы о книгах», «Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина», «Русские литературные альманахи и сборники XVIII–XIX вв.» — не дают полного представления об этом собрании в целом, не дают потому, что никакое простое перечисление замечательных, редких и редчайших книг какой-либо библиотеки не может воспроизвести ее моральной атмосферы, ее историко-культурного лица.
Всякий раз, когда я знакомлюсь de visu, лицом к лицу с какой-нибудь библиотекой, — будь это прославленное собрание Б. С. Боднарского, В. А, Десницкого, Н. К. Пиксанова, В. Г. Лидина, Н. П. Смирнова-Сокольского, А. И. Маркушевича, М. С. Лесмана или относительно небольшие библиотеки А. П. Каллиго, А. Д. Алексеева, Н. Д. Кочетковой и др., — меня больше, чем «цимелии» данных коллекций, интересует «дух», моральная атмосфера этих книжных собраний. У латышей есть хорошая пословица: «Книжный шкаф растет с человеком». Мне кажется, возможно сказать — и это будет не менее правильно: «Человек растет со своим книжным шкафом, со своими книжными поисками».