Новое Общество — заканчивал Н. М. — станет своего рода школой библиофильства, развивая истинный вкус к книге, и таким образом станет одним из могучих рычагов книжного просвещения» (20).
Заслушав доклад Н. М. Лисовского, общее собрание Русского библиографического общества признало весьма желательным организацию в Москве библиофильского очага и постановило образовать под руководством докладчика специальную комиссию для выработки устава Общества. Из присутствовавших пожелали быть включенными в комиссию и были избраны Б. С. Боднарский, Л. Э. Бухгейм, Н. Н. Виноградов, И. Г. Вишневский, И. К. Голубев, Н. П. Киселев, В. В. Пашуканис, Н. М. Сомов. Присутствовавший на заседании Ф. Е. Пономарев был кооптирован в состав комиссии (142).
Б. С. Боднарский вспоминает: «Н. М. энергично взялся за дело организации. В его квартире происходили заседания по организации Об-ва, там же и был выработан устав… В помещении, предоставленном Библиофильскому об-ву его ревностным членом Л. Э. Бухгеймом, началась жизнь созданного Н. М. Об-ва, которое на первом своем (учредительном) собрании избрало Н. М. председателем и пожизненным членом» (20).
На заседании Комитета Русского библиографического общества 15 сентября 1917 г. был прочитан и принят к сведению устав, выработанный организационной комиссией. Вскоре он был напечатан.
В разделе «Задачи Общества» в § 1 сказано: «Русское библиофильское общество учреждается в Москве и имеет задачи: культивировать истинную любовь и уважение к книге и содействовать объединению лиц, преданных библиофилии» (166).
В целом этот устав исходит из типовых уставов дореволюционных научных организаций и потому только § 2 представляет для нас специальный интерес, так как именно в нем говорится о способах реализации задач, сформулированных в предшествующем параграфе:
«Для достижения своих задач Общество правомочно:
а) собирать соответственные материалы, иметь собственную библиотеку и музей для пользования членов Общества и посторонних лиц;
б) устраивать публичные и частные совещания, чтения, лекции, беседы, съезды, выставки, книжные биржи, аукционы, школы и пр.;
в) выпускать всякие издания соответственно задачам Общества и объявлять конкурс на сочинения по библиофилии с выдачей наград и премии» (166).
Как было отмечено на обороте титульного листа «Устава», адрес Русского библиофильского об-ва: Москва, Покровка, Введенский пер. 28, кв. Л. Э. Бухгейма.
Политические события 1917 г. не располагали к регулярной деятельности научных обществ, и поэтому у нас нет сведений о работе Русского библиофильского общества в первые месяцы его существования. О его деятельности в 1918 г. можно судить по информационной заметке в журнале «Библиографические известия» за 1918 г. В течение первого полугодия состоялось несколько заседаний Совета Общества и два общих собрания (142). Особый интерес представляет сообщение о докладе Б. С. Боднарского, прочитанном 25 марта (7 апреля) 1918 г. и озаглавленном «Библиофилия в ряду библиографических дисциплин» (18).
Основная идея доклада заключалась в сущности в противопоставлении библиофилии как особой ветви библиографии — библиофильству как простому коллекционированию книг. Хотя это противопоставление не было сформулировано в докладе или, по крайней мере, в печатном сообщении о нем с такой отчетливостью, как это сделано выше, однако в правильности нашего заключения можно убедиться при чтении конспекта выступления Б. С. Боднарского в его собственном изложении.
«Докладчик, в противовес преобладающей трактовке библиофилии как своего рода эмотивного состояния, сделал попытку раскрыть содержание библиофилии как библиографической дисциплины. Библиофилия с этой точки зрения, по мнению Б С. Боднарского, имеет свой особый объект изучения, книгу в ее исключительной форме и при исключительной обстановке».
«Библиофилия, — продолжает Б. С. Боднарский, — является, конечно, частью библиографии, но библиографии, так сказать, изысканной, библиографии для немногих. Библиофил производит библиографическую работу, то есть изучает книгу, но под особым углом зрения — отмечает ее исключительные особенности: или чрезвычайную роскошь, или, наоборот, чрезвычайное безобразие; книгу-великана и книгу-лилипута; книгу весьма редкую независимо от причин, создавших редкость; наконец книгу запрещенную. На книге ординарной главное внимание библиофила обращают на себя автографы на выходном листе, равно как и внутри книги, ее ex-libris. С большим вниманием, чем кто-либо из библиографов, библиофил станет исследовать инкунабулы, эльзевиры, editiones principes[5]. Таким образом, будучи по существу библиографом, библиофил является специалистом особых категорий книг, которые библиограф в узком смысле не всегда был бы склонен выделить как нечто особенно значительное». По словам Б. С. Боднарского, в этом сила библиофилии как библиографической дисциплины, в этом ее заманчивость и успех (18).