Попытка А. И. Малеина, исходившего из своих особых позиций и интересов филолога-античника, сразу же вызвала с разных сторон возражения и новые опыты в том же направлении. Особенную настойчивость в попытках определить понятие «книжная редкость» проявил московский книговед-библиофил А. И. Кондратьев. В ноябре 1925 г. он прочел в Русском библиографическом обществе доклад «Основные предпосылки учения о книжных редкостях», тезисы которого на четырех страницах были напечатаны как «издание автора» в 100 экземплярах красно-коричневой краской листовкой большого формата. Основные положения доклада А. И. Кондратьева делятся на три части: историческую, социологическую и теоретическую. Несмотря на наличие отдельных правильных тезисов, в целом «Основные предпосылки» А. И. Кондратьева представляют нагромождение наукообразных рассуждений, вроде следующего: «5. Редкие книги делятся: а) на фактические редкости или библиологический нуль и б) на библиологические (библиографические) редкости». Автор приходит к отказу от каких-либо выводов. «7. В виду чрезвычайной субъективности, проявляемой при оценке библиологических редкостей, необходимо отказаться от теоретического установления степеней редкости или категорий, ограничившись лишь определением основных признаков, образующих библиологические редкости». Таким «основным признаком» А. И. Кондратьев, вслед за М. Г. Флеером или независимо от него, считает «наличие библиологического интереса». В результате он приходит к бессодержательному, тавтологическому выводу: «12. Библиологической редкостью следует считать то издание, которое, в силу его фактической редкости, вышло из обычного гражданского оборота и имеет тот или иной библиологический интерес».
По-видимому, доклад А. И. Кондратьева в Русском библиографическом обществе не был принят благоприятно, потому что автор продолжал работать над этой темой и через шесть лет, в декабре 1931 г., выступил с новой редакцией своего труда — на этот раз в Секции собирателей книг и экслибрисов Московского отдела Всероссийского общества филателистов. Доклад его назывался «Эволюция учений о книжных редкостях. (Опыт марксистского анализа предмета и литературы)». Содержание доклада напечатано в форме памятки в 60 экземплярах. А. И. Кондратьев пользуется здесь двумя понятиями «подлинная книжная редкость» и «мнимая книжная редкость» и свою позицию в интересующем его вопросе формулирует следующим образом: «Только те книги могут претендовать на звание подлинной книжной редкости, которые имели то или иное общественное значение и в настоящее время еще не потеряли своей действенности. Книги же, отличающиеся лишь тем, что они напечатаны или сохранились в абсолютно малом числе экземпляров, являются лишь мнимыми книжными редкостями. Это всего лишь общественная фальсификация».
Вопрос о понятии «редкая книга» волновал в 20-е годы и других советских библиофилов, и некоторые из них в разной форме выступали со своими соображениями по этому поводу. Так, московский библиофил Н. Ю. Ульянинский, двоюродный брат выдающегося русского библиофила-библиографа Д. В. Ульянинского, в статье «О библиофилии (факты и мысли)», помещенной в Ленинградском «Альманахе библиофилов» (1929), вновь стал поддерживать «количественный» признак в определении понятия «книжная редкость» в противоположность признаку «качественному» или «ценностному». «Прямое значение слова редкий — писал Н. Ю. Ульянинский, — противоположно слову частый. Таким образом в слове редкий заключается признак количества. Привнесение сюда признака ценности есть уже суживающая частность, позволяющая из категории редких по числу предметов отделить предметы, пригодные для данного времени или для данной цели. Признак редкости есть понятие объективное, всегда неизменное и устойчивое, признак же пригодности и ценности — понятие неустойчивое, субъективное и стало быть имеющее временной характер». «В том и состояло обаяние „книжной редкости“ для библиофила, — замечает Н. Ю. Ульянинский, — что он гнался за тем, чего в действительности было мало».
Таким образом, определяя понятие «книжной редкости», Н. Ю. Ульянинский в дальнейшей части своей статьи приводит описание пяти редких книг своей библиотеки: анонимной брошюры (автором ее был М. А. Новоселов) «Григорий Распутин и мистическое распутство» (М., 1912), магистерской диссертации Н. И. Костомарова «О причинах и характере унии в Западной России» (Харьков, 1841), книги П. А. Плетнева «Хронологический список русских сочинителей и библиографические замечания о их произведениях» (СПб., 1835) и двух книг петровского времени — «Апофтегмата, то есть кратких, витиеватых и нравоучительных речей книги три» (М., 1712) и «первенца русской гражданской печати» — «Геометрия словенски землемерие» (М., 1708). И Н. Ю. Ульянинский то ли не замечает, то ли не хочет заметить, что все описанные им «редкости» имеют то больший, то меньший «субъективный» научный интерес; иными словами, ратуя в теории за «количественное» определение понятия «книжной редкости», он практически переходит на позиции «качественного» определения.