«До революции я никогда не бывал в Английском клубе. Случалось посещать все московские клубы: Дворянский и Купеческий, Немецкий и Армянский, Охотничий и Педагогический, Докторский и Адвокатский, Литературно-Художественный кружок и Артистическое собрание „Алатр“. Но в Английском клубе я ни разу не бывал, вероятно, потому, что доступ в этот замкнутый дом московской аристократии был затруднителен. И в силу этого, должно быть, он был окутан в моих глазах какой-то таинственной загадочностью и историческими реминисценциями: вспомнились Чацкий, Фамусов. Приходил на память Чаадаев, который ежедневно появлялся в Клубе ровно в 12 часов ночи и занимал свое постоянное место, свой наблюдательный пункт. В Москве говорили, что в руках эпигонов Чацкого и Чаадаева Английский клуб выродился в самый обыкновенный игорный дом и ресторан, в котором оскудевшие московские князья и графы ведут крупную азартную игру, а неиграющие задают лукулловские обеды».
«Собрание Общества друзей книги, — продолжал Кара-Мурза, — происходило в библиотеке Музея старой Москвы, ярко освещенной большой, стильной бронзовой люстрой. По стенам комнаты стояли прекрасные книжные шкафы, полные книг. В одном из углов белел мраморный бюст гудоновского Вольтера. Впоследствии этот бюст переезжал вместе с Обществом, не имевшим своего пристанища, из одного помещения в другое: с Тверской в Пименовский пер. в Общество друзей культуры, а оттуда на ул. Кропоткина в Дом ученых».
После экскурса, посвященного этому бюсту, С. Г. Кара-Мурза неожиданно прибавил деталь, столь характерную для московского быта начала 20-х годов. «Крайне не гармонировала с обстановкой Английского клуба, — писал мемуарист, — смазанная глиной временная кирпичная печь, от которой шла через всю комнату длинная железная труба с висящими на ней жестяными кружками, в которые капала жидкая, коричневая копоть».
Сколько времени ютилось Русское общество друзей книги в Английском клубе, а затем в Пименовском переулке, сказать сейчас трудно. Во всяком случае, с 1923 г. оно находилось уже В Доме ученых на ул. Кропоткина, 16. Впрочем, некоторые мероприятия РОДК осуществлялись в помещении Государственной Академии художественных наук на той же улице, д. № 32.
Из сохранившихся печатных и рукописных материалов видно, что, сравнительно с другими обществами, РОДК вел интенсивную научно-исследовательскую работу. В отличие от научных учреждений — институтов, комитетов, университетских кафедр, — исследовательская деятельность которых строго подчинена тематическому плану, согласованному в ряде инстанций, работа добровольных научных обществ характеризовалась известной пестротой, калейдоскопичностью, причудливой мозаичностью, — и в этом была своеобразная притягательность заседаний РОДК. Например, в апреле 1925 г., на 210-м заседании РОДК состоялся книжный аукцион, на 211-м — доклад И. К. Линдемана «Эпиграммы Пушкина», на 212-м — доклад Э. Ф. Ципельзона-Россиенова «За книжным прилавком. Факты и наблюдения»; 213-е заседание было посвящено памяти академика Н. П. Кондакова. На 326-м заседании 16 декабря 1927 г. Н. С. Ашукин читал доклад «Валерий Брюсов и П. И. Бартенев» и М. А. Цявловский «Из переписки П. И. Бартенева с Л. Толстым», а через неделю на 327-м заседании — Я. П. Мексин делился «итогами заграничной поездки» в докладе «Русская и немецкая детская книга»; еще через неделю на 328-м заседании А. М. Эфрос, вернувшийся незадолго до того из Франции, прочел доклад на тему «Люди и книги сегодняшнего Парижа».
Тематическое разнообразие научных занятий, свобода посещений, обилие библиофильских новостей, передававшихся на заседаниях, — позволяли членам РОДК и многочисленным гостям выбирать по своему вкусу те вечера, на которых выступали особенно популярные докладчики — В. Я. Адарюков, П. Д. Эттингер, А. А. Сидоров, — или на которых можно было ожидать сообщения интересных материалов, содержательных прений, а также заманчивых аукционов.
Конечно, в программах заседаний РОДК, как почти всякого научного общества, была известная хаотичность, некоторый самотек, совершенно недопустимые и нетерпимые в деятельности научно-исследовательских учреждений академического характера. Но как дополнение к последним, как место, где на почве общих научных интересов объединяются люди разной степени подготовки, разных вкусов и знаний, научные общества вполне оправдывают свое существование, вносят свой ценный вклад в культуру.