Не менее ярка характеристика, данная С. Г. Кара-Мурзой Адарюкову как личности: «В. Я. Адарюков, бывший помещик… бывший варшавский гусар, искусствовед, библиограф и музейный деятель, был типичным петербуржцем… С первого же дня нашего знакомства у нас с Владимиром Яковлевичем установились самые теплые, дружественные отношения, ничем не омраченные до самой его смерти… Некоторыми чертами своей личной жизни и обстоятельствами биографии Адарюков импонировал мне. Прежде всего — он был в родстве с Марией Башкирцевой, имя, которое для меня полно особого очарования еще с тех пор, как я впервые прочел ее чудесный Дневник и особенно переписку с Мопассаном, а позднее любовался ее пейзажами в Люксембургском музее в Париже.
Затем — как офицер Гродненского гусарского полка Владимир Яковлевич был не только знаком, но даже несколько увивался за знаменитой польской актрисой Марией Висновской, впоследствии убитой корнетом Бартеневым. Личность Висновской, о которой впоследствии писал Бунин в рассказе „Дело корнета Елагина“, давно меня интересовала, — и поэтому в моих глазах какой-то романтический отблеск падал на Адарюкова от Марии Висновской».
В прошлом блестящий адвокат, С. Г. Кара-Мурза, по отзывам близко знавших его людей, был обаятельной, интересной личностью, обладал феноменальной памятью, действительно был в дружеских отношениях с В. Я. Адарюковым и многое, хотя и с неизбежными ошибками памяти, рассказывал со слов своего собеседника. Вероятно, и то, что мы приведем сейчас из неизданной работы Кара-Мурзы, он слышал непосредственно от Адарюкова:
«Встретившись однажды с Львом Николаевичем Толстым Владимир Яковлевич вел с ним беседу на французском языке, а когда в 1913 году в Петербург приехал Анатоль Франс, Адарюков устроил в честь знаменитого гостя прием и дал ему завтрак в своей квартике… Он был настоящий джентльмен, в лучшем смысле слова, чуждый зависти и недоброжелательства, ни о ком не отзывался дурно, никогда не злословил».
Переходя к оценке научной деятельности В. Я. Адарюкова, надо прежде всего указать на фактографический характер его работ. Его труды, главным образом, результаты большой усидчивости, накопленных конкретных знаний, обширной памяти, — работы библиографические, описательные, мемуарные. Там, где дело шло о фактах, материалах, сведениях, В. Я. Адарюков был силен, даже блестящ; когда же нужно было переходить к обобщениям, анализу и синтезу, он оказывался почти беспомощным. Это признавал в некрологе В. Я. Адарюкова Э. Ф. Голлербах, выразивший свою мысль витиевато и затуманенно. «Нужно признать, — писал он, — что В. Як. Адарюков был не pontifex maximus, совершающий щедрые жертвоприношения на алтарь Мусагета, но один из скромных, верных привратников Фебова святилища» (33). Проще и точнее выразил ту же мысль О. Э. Вольценбург в докладе «В. Я. Адарюков как библиограф»: «Не создавший особой библиографической школы, В. Я. Адарюков все же своими многочисленными трудами и долголетним опытом в этой области научного труда оставил память крупного и примерного работника, проникавшего в такие сферы библиографических исследований, которых до него почти никто не касался» (28).
В РОДК. В. Я. Адарюков играл очень активную роль. За первые два года деятельности Общества он сделал девять докладов на самые разнообразные темы — по истории искусства, истории русского собирательства, иконографии Пушкина и т. д. Всего за время существования РОДК он прочел 21 доклад.
В библиофильских и искусствоведческих кругах В. Я. Адарюков пользовался большим авторитетом и симпатиями. В 1923 г к его 60-летию РОДК издал в 100 экземплярах «Список печатных работ В. Я. Адарюкова», составленный Н. Н. Орловым. После смерти В. Я. Адарюкова заседания его памяти были устроены в Секции собирателей книг и экслибрисов Московского отдела Всероссийского общества филателистов и в Секции библиофилов и экслибрисистов Северо-Западного отдела ВОФ.
Во вступительном очерке к книге «Сто заседаний» В. Я. Адарюков писал: «В конце первого года уехал за границу товарищ председателя М. П. Келлер; в его лице Общество лишилось одного из самых деятельных своих членов и большого знатока книги». О М. П. Келлере как «одном из культурнейших любителей книги в России» упоминает И. И. Лазаревский в заметке «По поводу», помещенной в журнале «Среди коллекционеров» за 1921 г. (80).