Выбрать главу

В другом письме (12 сентября 1965 г.) А. А. Сидоров писал по поводу «Кантаты»: «Для меня главный ее смысл — обстановка ее рождения…

…Глухая и слепая московская зима… Снег, мороз — и странная, жуткая красота притаившейся жизни города. И дворец бывшего Английского клуба на бывшей Тверской улице (ныне там Музей Революции). Мы входим как „заговорщики“: хранитель здания Н. В. Власов не имеет же права впускать туда „посторонних“ в часы ранней ночи… Во всем гулком, прекрасно сохранившемся ампирном доме — мы одни. Темно. Только в библиотечной комнате, где между шкапами — мраморный бюст Вольтера (он потом был собственностью РОДК) накрыт стол… Серебро и хрусталь, помню чудесную белоснежную скатерть… Света нет: но при зажженных свечах все интимнее и фантастичнее. И я готовлю „сюрприз“: читаю мой стихотворный тост, написанный в точном подражании „Певцу во стане русских воинов“».

Второе произведение в таком же духе было написано А. А. Сидоровым к пятилетнему юбилею РОДК и издано под названием «Новый отрывок из Дома сумасшедших А. Ф. Воейкова. 1920—V—1925» (М., 1925). Напечатано 66 экземпляров и почему-то без точек и запятых.

Подобно тому как для «Кантаты» А. А. Сидоров отправной точкой избрал знаменитое стихотворение В. А. Жуковского, так «Дом сумасшедших» второстепенного литератора начала XIX в. А. Ф. Воейкова, — сатирическое изображение Российской Академии времен президентства адмирала А. С. Шишкова, — дал РОДКовскому поэту сюжет для его «Нового отрывка». Вот несколько строф из этого стихотворения:

…Друг забав старозаветных К информациям готов В море вырезок портретных Потонул Адарюков Кто поймет что это значит? Книжникам надежный брат Над пучинами маячит Добродушный Айзенштадт Рядом новые затеи На изысканный манер Власов распродал музеи Россику же Эттингер Книжному предался знаку Миша — милый егоза На театре съел собаку Адвокат Кара-Мурза Все страдают головою — Шик романтиками пьян Миллер — старою Москвою Всем чем можно Линдеман…

Приведем некоторые пояснения, необходимые современному читателю для понимания текста: а) «Над пучинами маячит» — Д. С. Айзенштадт работал в это время в книжном магазине «Маяк»; б) «Миша — милый егоза» — М. С. Базыкин, библиофил и экслибрисист; в) «Шик романтиками пьян» — М. Я. Шик, секретарь Московского Художественного театра, переводчик русских поэтов на немецкий язык, коллекционировал книги французских романтиков; г) «Миллер — старою Москвою» — П. Н. Миллер был председателем Общества «Старая Москва»; д) «Всем чем можно Линдеман» — И, К. Линдеман, разносторонне одаренный человек, увлекался и археологией, и этнографией, и фольклором, писал шутливые стихи для различных «памятных дат» РОДК.

«Похвала экслибрису. Ода» — третье произведение библиофильской поэзии А. А. Сидорова. Оно было написано к 25-му заседанию Секции изучения книжного знака РОДК, которое состоялось 19 апреля 1927 г. «Похвала экслибрису» занимает всего две странички и была напечатана в 50 экземплярах. В античных и средневековых латинских и русских учебниках пиитики XVII — начала XVIII в. давались точные указания, каким требованиям должен отвечать жанр «похвалы». Со времен эллинских и римских поэтов известны самые разнообразные «похвалы» — богам, людям, странам, городам, рекам и т. д. Поэты изощрялись в выборе необычных адресатов «похвалы»: Анакреон посвятил «похвалу» кузнечику, Фронтон — дыму, известный французский поэт XIX в. Беранже — своему старому фраку. Но, кажется, один только А. А. Сидоров избрал объектом своей «похвалы» экслибрис. Однако поэт, хотя и назвал свое произведение одой, но не следовал правилам жанра.

Похвала Экслибрису Ода Нет, не больной мечтою маниака, Прорезывая строчек полумрак, — Тринадцатым созвездьем зодиака Над нами ты воздвигнут, Книжный Знак! Всегда единый, неустанно новый, Не ты ли воскрешать всегда готов Геральдики забытые основы Для новых мыслей и нежданных слов? Гравюры черно-белою чертою, Дитя библиофила и мечты, Забавою изысканно простою На разноцветный форзац ляжешь ты. Но только — если человеку книга Любовница, подруга иль жена И если нет блистательнее мига, Когда она ему обречена, Волнуется невнятной благодатью Библиофила трепетная кровь, Тогда экслибрис высшею печатью Запечатлеет книжную любовь.