Характеризуя деятельность казанских графиков начала 20-х годов, П. М. Дульский писал: «Обозревая графический материал казанцев за пять лет работы, надо сказать, что их усердие и увлечение свидетельствует о большом интересе к этому виду искусства, — и мы думаем, что, пожалуй, редкая какая-либо провинциальная область сможет противопоставить такой обильный и интересный подбор по графике, какой накопился у казанцев». Больше того, П. М. Дульский полагал, что «Казань имеет право на одно из первых мест среди современных достижений провинциальной гравюры в России». В то же время он считал, что «каких-либо открытий и завоеваний за казанцами пока нельзя признать» и что их графика «только… эхо тех течений и направлений, которые выковываются и чеканятся в Центрах» (47).
В статье П. М. Дульского по понятным причинам ничего не сказано о его собственной роли в подъеме графических искусств в Казани, в частности в изучении прошлого казанской книги. Между тем эта роль значительна и своеобразна.
Петр Максимилианович Дульский (1879–1956) родился в г. Оргееве (Бессарабия), учился в Кишиневе (гимназия) и Одессе (рисовальное училище). В 1898 г. он переехал в Казань, где поступил в упомянутую выше, отрицательно охарактеризованную им художественную школу, по окончании которой больше 10 лет преподавал рисование в маленьком городке Вятской губернии. Возвратившись в 1911 г. в Казань, Дульский до конца дней оставался в этом городе и вел напряженную творческую деятельность как исследователь художественного прошлого Казани, организатор выставок и популяризатор изобразительного искусства; а главная его заслуга, — по словам П. Е. Корнилова, — состояла в том, что он «приучал молодежь любить искусство и служить ему» (128, с. 4).
«В 1917–1920 гг., — пишет П. Е. Корнилов, — П. М. Дульский принимает участие в организации музейной жизни, в охране памятников и, особенно, в издательской работе. Его инициативе принадлежит создание первого в России журнала (по музейному делу. — П. Б.) „Казанский музейный вестник“, редактором и душой которого он был на всем протяжении его существования».
П. М. Дульский еще с дореволюционного времени живо интересовался историей и современным состоянием русской книжно-журнальной графики. Еще в 1914 г. он печатает любопытный «Обзор журналов по искусству». Затем в 1916 г. в Казани же им была издана небольшая работа, обратившая на себя внимание в центрах культурной жизни России, — «Современная иллюстрация в детской книге», переработанная затем и в соавторстве с Я. П. Мексиным изданная в Казани в 1925 г. под названием «Иллюстрация в детской книге». В 1922 г. в Казани была опубликована еще более ценная книга Дульского «Графика сатирических журналов 1905–1906 гг.», в которой он явился пионером изучения данного раздела истории русской книжно-журнальной графики. Но наибольшее значение имела и в момент своего появления и сохраняет и сейчас работа Дульского «Книга и ее художественная внешность (в связи с казанским книгопечатанием)», сперва напечатанная в качестве статьи в № 1 журнала «Казанский библиофил» за 1921 г., а затем вышедшая отдельным изданием.
Работа Дульского не вполне отвечает своему названию: она представляет краткий очерк развития западноевропейской и русской иллюстрированной книги и более подробную историю казанской книги (включая и журналы) до 1917 г. Никаких теоретических соображений по теме, сформулированной в заглавии своей работы, Дульский не излагает. Те немногие замечания общего характера, которые имеются в его статье, — например, указания на то, что прекрасной внешности русских изданий первой половины XIX в. способствовала «хорошая, плотная тряпичная бумага, иногда вырабатывавшаяся в приятных серых или синеватых оттенках, придававших книге спокойный художественный вид», — свидетельствуют о сильном влиянии на него доклада П. П. Вейнера на I съезде русских художников «Художественный облик книги» (25); кстати, эту статью П. М. Дульский упоминает в библиографическом перечне, который приложил к своей работе.
Рецензируя эту работу, А. А. Сидоров писал, что «небольшая книжка П. М. Дульского искренно порадует и библиофила, и историка искусств, и изучателя культуры». «При очень бедном нашем багаже литературы по книговедению, — продолжает рецензент, она чудесно восполняет пробел, всегда бывший особо чувствительным: она посвящена в первую очередь культуре книги в русской провинции, которую мы всегда в центре знали чрезвычайно плохо» (150).