Из двух же других библиофилов, названных выше, Демьян Бедный имеет больше оснований рассматриваться в данной главе «Истории советского библиофильства», так как его собирательская деятельность в основном приходится на 20-е годы; в 30-е он уже только продолжает пополнять свою библиотеку.
К сожалению, о Д. Бедном как книголюбе, кроме небольшой газетной заметки А. Книппера «Демьян Бедный — библиофил» и воспоминаний сына поэта, С. Придворова, в журнале «В мире книг» за 1963 г., «Непроходящая любовь к книгам», — нет ни одной специальной статьи (29). О библиотеке Д. Бедного и его любви к редким книгам говорят в своих воспоминаниях Н. П. Смирнов-Сокольский и Ф. Г. Шилов, а также литературоведы И. С. Эвентов в книге «Жизнь и творчество Демьяна Бедного» и А. Л. Дымшиц в книге «Звенья памяти», — и это, кажется, все, и этого, конечно, мало, чтобы получить ясное представление о библиотеке и ее создателе.
Лучше всего мы можем представить себе библиофила, когда знакомимся с его библиотекой непосредственно, при жизни ее владельца, когда она «живет», когда она «на ходу», когда ее создатель пользуется ею, дышит ею и когда в нее «вдохнут», если можно так сказать, его дух. Вот что писал о личных библиотеках один из выдающихся русских писателей конца XIX — первых десятилетий XX в. и на редкость глубокий знаток психологии книголюба В. Г. Короленко: «Можно, попав в тщательно подобранную библиотеку, составить представление об ее владельце. С полок на вас глядят не только корешки книг с именами авторов, — от этих коллекций веет на вас дух ее собирателя, его умственные наклонности, его симпатии, интеллектуальные интересы — нечто вроде аромата духовной личности, т. е. то самое, чем веет и от художественного творчества». «Теперь, — продолжает Короленко, — представьте себе, что эта библиотека не простая коллекция купленных книг, а плод упорного и разностороннего труда, изучения, часто борьбы. Что каждая книга в ней выбрана почему-нибудь из моря книг, каждая облюбована, изучена, проведена через многие и самые разносторонние препятствия. Что с ее судьбою связана часть жизни владельца нашей воображаемой библиотеки, а во всех книгах — уложилась вся жизнь от начала ее сознательно-деятельного периода и до могилы… Представьте себе все это, и вы легко согласитесь, что над такой библиотекой повеет совершенно определенно личность ее составителя» (75).
Как ни прав Короленко в своей красноречивой и тонкой характеристике «воображаемой библиотеки», но одно дело почувствовать библиофильскую индивидуальность той или иной личной библиотеки, и другое — изучить ее и изучить так, чтобы иметь представление о ней не как об индивидуальном явлении, а как о части истории того или иного национального библиофильства, т. е. части национальной культуры. В западноевропейских странах, в США и в дореволюционной России существовал обычай печатать каталоги собственных библиотек, сохранившийся на Западе и до сих пор. Ясно, что такие каталоги отчасти дают возможность познакомиться с «библиографическим портретом» библиотеки и ее владельца, но того «веющего духа», о котором с удивительной проницательностью писал В. Г. Короленко, никакие каталоги и самые блестящие предисловия к ним передать не могут. И все же наличие печатных или, — на худой конец, — рукописных каталогов личных библиотек лучше, чем отрывочные характеристики старых библиофилов или воспоминания книгопродавцев и антикваров, обеспечивает историку библиофильства возможность рассказать о том или ином книголюбе, о той или иной прославленной или пусть только известной библиотеке. Так, например, немецкий библиофил Г. А Э. Богенг в своем «Очерке специальных знаний для книгособирателей» (Берлин, 1909–1910) изложил историю мирового и особенно европейского библиофильства с древнейших времен и до начала XX в. в основном по печатным каталогам немецких, французских, английских, итальянских и даже русских личных библиотек.
Имея дело с историей советского библиофильства, мы лишены возможности пользоваться печатными каталогами личных библиотек. Лишь сейчас возникает у нас этот вид библиофильской литературы: первый такой каталог — «Русские поэты XX века» покойного А. К. Тарасенкова — вышел в 1966 г.; второй — «Моя библиотека» Н. П. Смирнова-Сокольского — вышел в 1969 г.; третий — каталог выставки из собрания ленинградского библиофила пианиста М. С. Лесмана — подготовлен к печати. Готовится к изданию каталог библиотеки И. Н. Розанова. Рукописных каталогов у нас тоже очень мало; обычно мы называем каталогами простые описи, чаще всего составляемые наследниками владельца библиотеки или каким-либо антикваром по их поручению, — для продажи или передачи в государственное книгохранилище. Такие перечни не отмечают, как правило, индивидуальных особенностей описываемых экземпляров, часто — «уникальных».