Выбрать главу

«Дело Пастернака» породило серьезный кризис в сознании российской интеллигенции, показавшей себя неспособной открыто противостоять давлению власти. Этот кризис для многих перерос в чувство постоянной глубокой вины и в то же время стал началом нравственного возрождения. Удовлетворенный исходом «дела» Хрущев, со своей стороны, остановил свое наступление на либералов. Более того, предпринятый в 1958 — 1960 гг. ряд шагов засвидетельствовал тенденцию к известной либерализации: Твардовскому было возвращено руководство «Новым миром»; прошедший в мае 1959 г. III съезд Союза писателей завершился уходом Суркова, выказавшего особое рвение в кампании против Пастернака, место которого в руководстве Союза занял Федин — представитель более умеренного течения. Наконец, назначение министром культуры Е. Фурцевой поначалу также показалось уступкой новым веяниям.

Тем не менее эти меры оказались недостаточными, чтобы сгладить в памяти интеллигентов удручающее впечатление, вызванное «делом Пастернака». В конце 50–х гг. возник «самиздат». Этим словом были названы машинописные журналы, родившиеся в среде молодых поэтов, писателей, философов, историков, которые по субботам встречались на площади Маяковского в Москве. Со дня открытия памятника поэту 29 июля 195 8 г площадь стала излюбленным местом встречи молодого поколения московской интеллигенции. Все попытки комсомола подчинить себе это движение и направить его в спокойное русло «революционного романтизма» не имели успеха. Когда через несколько месяцев власти запретили собрания, было уже поздно, новое поколение заставило прислушаться к своему голосу. После запрета публичных выступлений оно обратилось к подпольным изданиям. Молодым поэтом А. Гинзбургом был основан первый «самиздатовский» журнал «Синтаксис», в котором увидели свет ранее запрещенные произведения Б. Ахмадулиной, В. Некрасова, Б. Окуджавы, Е. Гинзбург, В. Шаламова. Когда в 1960 г. А. Гинзбург был арестован и приговорен к двум годам лагерей за агитацию, направленную «на подрыв» советской системы, эстафету приняли другие представители молодого поколения, выступившие с новыми журналами. На авансцену вышло первое поколение диссидентов: Галансков, Буковский, Бакштейн, Кузнецов.

Появление этих маргинальных для советской системы движений совпало с проведением радикальной реформы в системе образования, вызвавшей серьезное недовольство широких слоев населения, и прежде всего интеллигенции. Эта реформа, вдохновлявшаяся хрущевской идеей «орабочивания», в теоретическом плане преследовала цель «укрепить связь школы и жизни», а на практике должна была помочь восполнить растущую нехватку квалифицированной рабочей силы и бороться против неприязненного отношения всего общества к ручному труду и техническим профессиям, от которых отвернулась молодежь всех слоев населения. Закон от 24 декабря 1958 г. заменял прежнюю систему школьного образования, предусматривавшую две формы — обязательное семилетнее образование с последующим выходом на производство и полное десятилетнее образование, — единым восьмилетним, по завершении которого выпускники были обязаны три года проработать на заводах или в сельском хозяйстве, продолжая учиться, если они этого хотели. Поступление в вуз теперь полностью зависело от работы на производстве и обусловливалось не блестящими результатами в средней школе, а производственным стажем, общественным «лицом» и политическими критериями. Помимо этого, вузы должны были оставлять все большее число мест «трудящимся» и строить сложную систему посредствующих звеньев между предприятиями и учебными заведениями. Эта реформа вызвала всеобщее недовольство. Интеллигенция и привилегированные слои общества восставали против нее потому, что она лишала их детей решающих преимуществ для получения высшего образования. Другие возмущались тем, что успехи их детей в школе, которые они полагали достаточными для дальнейшего продвижения, были дискредитированы неуместным «орабочиванием» и восхвалением производства, которое все только и мечтали покинуть. Руководители предприятий, уже столкнувшиеся с текучестью кадров (которой они были также обязаны Хрущеву), были встревожены перспективой возрастающего беспорядка из‑за наплыва рабочих–студентов или «транзитных» рабочих на пути в вуз. В свою очередь приемные комиссии для поддержания уровня обучения старались фильтровать разнородную студенческую массу, поставляемую им реформой. Задуманная, чтобы в обществе, вступающем в коммунизм, приблизить физический труд к умственному — давняя мечта всех утопистов, — реформа на деле вылилась в карикатурные и абсурдные кампании за «слияние школы и жизни», «жизни и науки» Сотни тысяч представителей молодежи отправились на «полуканикулы» на целинные земли, на стройки в Братск, Красноярск или на Волгу, а ученые и вообще люди интеллектуального труда использовались на физических, непроизводительных работах в ущерб их профессиональной деятельности. Хрущевская «культурная революция», если и не была столь экстремистской, как китайская, питалась теми же иллюзиями. Ее главным результатом стала потеря, прежде всего в среде интеллигенции, значительной части кредита, полученного Хрущевым после XX съезда.