Вместе с Польшей и ГДР Чехословакия образовывала то, что называлось «железным треугольником» Варшавского Договора. Чехословакия, прикрывавшая страны Договора с южного фланга, являлась главным плацдармом СССР. Советских лидеров и их союзников не могли не встревожить некоторые заявления высших руководителей Чехословакии (генерала Пршлика, например), требовавших пересмотра положений Варшавского Договора, чтобы уменьшить руководящую роль Советского Союза в пользу восточноевропейских стран. С другой стороны, в атмосфере «пражской весны» сильно ослабла обычная настороженность чехословацкого руководства по отношению к ФРГ, новое руководство было намерено нормализовать свои отношения с этой страной, которая со своей стороны, казалось, была готова предоставить Чехословакии солидный кредит. Это совсем не устраивало ГДР, наиболее враждебно настроенное к «пражской весне» восточноевропейское государство. Наконец, установление особых отношений между Югославией, Румынией и Чехословакией (незадолго до советской интервенции, 9 августа Тито, а 20 — Чаушеску был оказан триумфальный прием в Праге) не могло не беспокоить Москву, опасавшуюся восстановления новой «малой Антанты», объединявшей эти три страны в период между войнами. Коммунистическую «малую Антанту» могло объединять только желание ослабить гегемонию Советского Союза в Восточной Европе.
Эволюция чехословацкой компартии беспокоила советских руководителей не меньше, а может быть, и больше, чем геополитические проблемы. Упразднение цензуры, как и процесс демократизации партии заставляли их опасаться «социал–демократизации» КПЧ. На начало сентября 1968 г. был уже назначен партийный съезд, на котором должны были быть внесены изменения в устав и в формулировку принципов демократического централизма. Именно чтобы помешать КПЧ сделать решительный шаг в этом направлении, 21 августа и была предпринята военная интервенция. (Еще в середине июля, по окончании варшавской встречи пяти компартий, ее участники обратились в ЦК КПЧ с угрожающим письмом, в котором утверждали: «Либо вы потеряли контроль над ситуацией, либо вы не хотите ничего делать, чтобы ее контролировать».)
Действительно, в отличие от событий 1956 г. и 1968 г. военная интервенция была вызвана скорее предчувствием опасности, чем конкретными обстоятельствами. Глубоко консервативная советская верхушка не могла позволить складывавшейся ситуации выйти из‑под ее контроля.
«Нормализация» положения в Чехословакии ускорила начавшийся в конце 50–х гг. процесс интеграции, как военной, так и экономической, Восточной Европы и СССР. Помимо Варшавского Договора и СЭВ Советский Союз выступил инициатором создания около 30 межгосударственных учреждений, предназначенных координировать работу промышленности и транспорта, распределение энергии, химическое производство и производство вооружений. Для этих учреждений была характерна тенденция к быстрому расширению сферы их деятельности и усиление в итоге контроля Советского Союза над экономической жизнью «братских государств». Так на деле реализовывался принцип «ограниченного суверенитета», или так называемая «доктрина Брежнева», Этот процесс, однако, вызвал сопротивление, и наиболее упорное было оказано Румынией, помешавшей в 1974 г. Советскому Союзу установить еще более тесную координацию военного командования стран Варшавского Договора.
Пробить наиболее серьезную брешь в, казалось бы, замкнутой системе восточноевропейских режимов было суждено Польше. Резкое повышение цен в 1970 г. вызвало массовые волнения рабочих ее балтийских портов. Гомулка вынужден был уступить руководство партией и страной Гереку. В течение последующих десяти лет польские власти проводили экономическую политику, основанную на широком импорте, что позволило обойтись без немедленного проведения структурных реформ, но еще больше увеличило и так уже исключительно большую внешнюю задолженность страны. Результатом стала необходимость повышения цен на продукты питания, что в свою очередь вызвало новую волну забастовок, на сей раз еще более многочисленных, мощных и последовательных, которые достигли своего апогея летом 1980 г. в Гданьске. Правительство оказалось перед необходимостью признания независимого профсоюза «Солидарность», сеть организаций которого в течение нескольких недель покрыла всю страну. Политическое движение в Польше не было обязано партии, и в этом было его главное отличие от Будапешта или Праги. После пражских репрессий и невыполнения второго обещания Терека в 1970 г. смягчить режим у поляков уже не было иллюзий в отношении реформ сверху, и польское движение развивалось совершенно самостоятельно, вырабатывая собственные организационные формы. Не претендуя на установление каких‑либо форм самоуправления предприятий, «Солидарность» тем не менее выполняла роль противовеса официальной власти и, опираясь на основные требования польского общества, ставила под сомнение многие аспекты деятельности единого партийно–государственного организма. Учитывая эти совершенно новые обстоятельства, советское руководство лишь с большим трудом могло непосредственно вмешаться в польские дела без риска пролития крови. Поэтому «нормализация» положения в стране была доверена поляку, генералу Ярузельскому, и в этом заключалось главное отличие от событий 1968 г. Тем не менее и в отсутствие прямого вмешательства Советского Союза последовавшая (сразу за введением в стране 13 декабря 1981 г. Ярузельским военного положения) «нормализация» была занесена международной общественностью в черный список дел, совершенных Советским Союзом. Результатом этого была непрерывная деградация образа Советского Союза, действия которого все больше ассоциировались с попранием прав человека как внутри страны, так и в соседних странах. По неожиданному стечению обстоятельств борьба горстки советских диссидентов из интеллигенции, о которой ничего не знало огромное большинство населения СССР, совпала с борьбой рабочих Гданьска.