В более общей форме большевистские идеи внедрялись в армию и рабочую среду. Солдаты тыла приняли большевистские лозунги, понимая, что только политика «мира любой ценой» спасет их от отправки на передовую. В действующей армии провал наступления и корниловского мятежа ускорили большевизацию. Солдаты выбирали среди большевистских лозунгов те, которые им подходили: «Немедленное заключение мира!», «Вся власть Советам!» — и др. В рабочих кругах, кроме железнодорожников, оставшихся верными меньшевикам, идеи рабочего контроля встречали широкий отклик. На II конференции фабрично–заводских комитетов преобладавшие там большевики без труда добились принятия нужных резолюций. Что же касается крестьян, то они доверяли лишь «максималистам», не догадываясь, что те играют на руку большевикам. Радикализация и постепенная большевизация широких слоев общества, разочарованных политикой правительства и «демократии», щедро раздававших обещания и не прекращавших призывать к терпению в ожидании созыва Учредительного собрания, контрастировали с малочисленностью партии большевиков, насчитывавшей примерно 200 тыс. членов. Но в условиях организационного вакуума осени 1917 г., когда государственная власть уступила место соцветию комитетов, советов и совещаний, оспаривавших друг у друга крохи власти и законности, было достаточно энергичных действий одной группы, пусть даже малочисленной, но организованной и решительной, чтобы авторитет ее немедленно вырос до размеров, несопоставимых с ее реальной силой.
15 сентября ЦК партии большевиков начал дискуссию по двум письмам («Большевики должны взять власть» и «Марксизм И восстание»), которые были получены от Ленина, скрывавшегося в Финляндии. Он требовал, чтобы партия призвала народ к немедленному восстанию. «Ждать «формального» большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет. И Керенский с К° не ждут, а готовят сдачу Питера… История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь», — заключал Ленин. Никто из членов ЦК его не поддержал. Еще слишком свежи были воспоминания об «июльских днях». Высказывалось даже мнение о необходимости уничтожить письменное свидетельство предложения Ленина. ЦК решил срочно принять меры для предотвращения любой демонстрации и участвовать в работе Демократического совещания. Две недели спустя Ленин вернулся к своему предложению в статье «Кризис назрел», которая была на этот раз опубликована в газете «Рабочий путь». «Ибо пропускать такой момент и «ждать» съезда Советов, — писал он, — есть ложный идиотизм или полная измена».
Настойчивость Ленина постепенно подтачивала «революционный легализм» большевистских руководителей. По инициативе Троцкого депутаты–большевики 7 октября покинули зал Совета республики. В этот же день Ленин тайно вернулся в Петроград. 10 октября, благодаря выступлению Свердлова, который доложил о подготовке военного заговора в Минске, Ленину удалось изменить мнение ЦК (по крайней мере 12 из 21 полноправных членов, которые там присутствовали) и получить 10 голосов за (при 2 против — Каменев и Зиновьев) при голосовании по вопросу о вооруженном восстании. Оппозиция Каменева (к нему присоединились А. Рыков и В. Ногин — оба из Московского комитета, известного своей умеренностью) отнюдь не была неожиданной. С марта — апреля Каменев постоянно выражал свое несогласие с Лениным, считая, что в России еще не сложились условия для установления социализма. По его мнению, взятие власти большевиками было бы несвоевременным, партии не удастся построить подлинный социализм, что дискредитирует саму идею социализма. Каменев и Зиновьев направили низовым комитетам письмо, в котором объясняли, насколько рискованно ставить в зависимость от преждевременного восстания судьбу не только «нашей партии, но и судьбу русской и международной революций». У большевиков, продолжали они, отличные шансы на выборах, они могут рассчитывать примерно на треть голосов. «В Учредительном собрании мы будем настолько сильной оппозиционной партией, что в стране всеобщего избирательного права наши противники вынуждены будут уступать нам на каждом шагу. Либо мы составим вместе с левыми эсерами, беспартийными крестьянами и прочими правящий блок, который в основном должен будет проводить нашу программу». Победа, о которой рассуждали Каменев и Зиновьев, была бы парламентской, а не революционной.