Собравшийся в начале февраля пленум ЦК КПСС подтвердил решимость консервативных сил взять реванш. Участники пленума обратились к гражданам страны с патетическим призывом «выступить против антикоммунистической истерии, разжигаемой врагами перестройки». Горбачев заранее отказался признать результаты готовившегося в Литве референдума по вопросу о независимости, объявив его антиконституционным (10 февраля более 90% принявших участие в референдуме жителей Литвы высказались за независимую и демократическую республику). 21 февраля, в разгар захлестнувших Москву, Ленинград и другие крупные города демонстраций и контрдемонстраций, Ельцин в выступлении по телевидению потребовал ухода Горбачева в отставку и роспуска Верховного Совета СССР. В ответ Горбачев обвинил «так называемых демократов» в «стремлении дестабилизировать страну» в преддверии общесоюзного референдума по вопросу о сохранении СССР, назначенного на 1 7 марта. Последующие недели были отмечены все более ожесточенным противоборством между российскими реформаторами, которые, получив в свое распоряжение телевизионный канал, с новой энергией повели борьбу за немедленную отставку Горбачева, роспуск союзного парламента, передачу власти «Совету Федерации», который бы составили первые лица республик, за признание референдума 17 марта простой формальностью, не имеющей реального значения, и консерваторами всего Союза, настаивавшими на фундаментальной важности этого «совета с народом», однозначно, по их мнению, высказавшегося за сохранение целостности Советской Родины. Требования реформаторов получили мощную поддержку со стороны ведущих организаций независимого рабочего движения, возникших во время летних забастовок 1989 г. прежде всего в угольных бассейнах Донбасса, Кузбасса и Воркуты. В 1991 г. шахтеры начали забастовку 1 марта, требуя теперь уже не только увеличения заработной платы в связи с объявленным повышением после 2 апреля розничных цен, но и отставки Горбачева, роспуска Верховного Совета СССР, национализации имущества КПСС, реальной многопартийности, департизации предприятий и организаций. По существу, процесс департизации шел уже с осени, когда на сотнях предприятий рабочие и забастовочные комитеты отстранили от дел парткомы и официальные профсоюзные органы и заняли их помещения. Вновь, как в 1917 г., стала очевидной недееспособность официальных структур, в полной мере проявился «вакуум власти» — прежде всего на местах. Хаос в органах государственного управления еще больше увеличился после референдума 17 марта, который не только не внес ясности в споры о содержании союзного договора, призванного скрепить новый Союз, но и, напротив, оказался лишенным всякого смысла, поскольку каждая республика организовывала его на свой лад, добавляя по своему усмотрению новые вопросы, а некоторые просто отказались от его проведения. Согласно результатам референдума, 80% россиян поддержали проведение всеобщих выборов собственного президента, и только около 50% москвичей и ленинградцев и 40% киевлян выразили желание сохранить Союз в предложенном виде.
Двусмысленные итоги референдума быстро затмило ужаснувшее население повышение цен (от 2 до 5 раз), вызвавшее тем большее негодование, что заработная плата была увеличена в среднем лишь на 20 — 30% («минимальная» — и самая распространенная — компенсация была установлена в 60 руб. в месяц). На следующий день после ввода в действие новых цен сотни трудовых коллективов присоединились к бастующим шахтерам. Наиболее массовые стачки прошли в Минске, наглядно показав, насколько выросло и радикализовалось после лета 1989 г. самосознание рабочего класса: не ограничившись экономическими требованиями, рабочие выступили против социально-политической системы в целом, выдвинув лозунги отставки Горбачева и всего союзного правительства, отмены всех привилегий, упразднения КГБ, восстановления в полном объеме частной собственности на землю, проведения свободных выборов на основе многопартийности, департизации предприятий и передачи их под юрисдикцию республик. В апреле число бастующих перевалило за миллион; забастовки продолжались в течение нескольких недель и были приостановлены, лишь когда власти приняли требования рабочих, прежде всего в части перехода предприятий под республиканскую юрисдикцию и прекращения перечисления прибыли (особенно валютной) в союзный бюджет.