Кац Рустам Святославович
История советской фантастики
Новая книга доктора филологических наук Р.С.Каца охватывает более семи десятилетий истории советской фантастической литературы (1921-1993). Автор предлагает свою, оригинальную трактовку целого ряда проблем генезиса и развития научной фантастики в СССР. Нетрадиционный подход к исследуемому материалу и популярный характер изложения делают данную монографию не только полезным, но и увлекательным чтением.
Для филологов, историков и всех, интересующихся НФ литературой.
Рецензенты
доктор филологических наук А.З.Дубровский (Институт истории культуры РАН),
доктор философских наук И.А.Коваленко (МГПИ)
ОТ АВТОРА
Предлагая вниманию читателей второе, значительно переработанное, издание своей книги "История советской фантастики", считаю необходимым специально остановиться на причинах и характере сделанных для данного издания уточнений, сокращений и дополнений. По ряду причин не могу сегодня назвать первый вариант этой монографии (М., ИНИОН, 1986) вполне удачным. Уже сам "закрытый" характер первой публикации (книга вышла тиражом не более сотни экземпляров, да еще с обязательным грифом "Для служебного пользования") сократил до минимума количество ее потенциальных читателей. По закону абсурда, "секретная" монография в том же 1986 году по нашим официальным каналам попала в государственные библиотеки нескольких европейских стран, США, Израиля и Японии, зато у нас практически до настоящего времени пребывала во втором отделении спецхранов ("книги ограниченного доступа"). Впрочем, дело, разумеется, не в тираже и не в грифе "ДСП". Готовя публикацию осенью 1985 года, я исходил из того, что история отечественной фантастики - будучи весьма и весьма значительной частью истории советской литературы, в целом, - не просто зияет лакунами, но и вообще является сплошным "белым пятном". Достаточно вспомнить хотя бы о фантастике 20-х годов: десятки, сотни имен и названий уже в 30-е были просто выброшены из обихода; важнейшие события литературной жизни, потрясавшие наше общество на протяжении многих лет, искусственно обойдены, зато микроскопические фигуры (а то и вовсе слепленные позднейшей пропагандой фантомы) были подняты на небывалую высоту.
Автор этих строк попытался, не пренебрегая общеизвестным, свести воедино оборванные нити, в меру своих скромных сил реконструировать полную картину событий и явлений "литературы мечты и фантазии" на протяжении семи десятилетий... и, видимо, переоценил свои возможности. Ибо стремление вместить сразу все в отведенные издательством 120 страниц неизбежно обернулось сухим реестром вместо книги, более-менее внятным перечислением фамилий, произведений, дат, съездов, литературных группировок и т.п. Желая ничего не упустить, автор зачастую вынужден был жертвовать контекстом истории, так называемым "воздухом эпохи", без которого практически любое историко-литературное исследование превращается в бесстрастный библиотечный каталог.
Этот серьезный недостаток первого издания заметили едва ли не все немногочисленные рецензенты книги. И если деликатный американец Дарко Сувин в "Galaxy" только осторожно посетовал на "излишний академизм работы нашего уважаемого русского коллеги", то русскоязычная пресса диаспоры выставила гораздо более жесткую оценку. Обозреватель нью-йоркского "Нового Русского Слова" Михаил Лемхин, например, писал о "тупом профессорском занудстве", а остроумная Майя Каганская назвала свою рецензию в иерусалимском журнале "22" не иначе, как "Телефонная книга фантастики". Что ж, склоняю голову перед оппонентами и могу лишь сказать в свое оправдание, что воспользовался их любезными замечаниями и предложениями в процессе подготовки настоящего издания "Истории советской фантастики".
В первую очередь, пришлось изрядно "проредить" работу, освобождаясь от второстепенных, "побочных" эпизодов - иногда действительно дежурных (вроде перипетий группы "Земное притяжение", известной в 20-е разве что своими изощренными нападками на роман Д.Обольянинова, или обзора политико-литературных пристрастий издательства "Молодая гвардия" второй половины 70-х), иногда и довольно любопытных (типа безуспешной борьбы за лидерство "протоселенитов" - Гастева, Дорогойченко, Зои Митрохиной). С большим сожалением автор вынужден был также убрать несколько весьма существенных фрагментов (например, касающихся истории переписки Александра Беляева с Вернером фон Брауном, заметок Сталина на полях второго издания "Катапульты", многих закулисных подробностей подготовки фантастов к 1 Съезду Писателей СССР; выпала, увы, целая глава "Стругацкие против цензуры"): в 1985 году освещение этих вопросов в самом деле имело оттенок новизны, даже сенсационности, однако теперь, после стольких публикаций - в том числе и автора этих строк - на эти темы в периодике возвращение к ним вновь выглядело бы очередным тиражированием трюизмов, не более.
Кроме того, пришлось значительно сократить те положения, которые так или иначе давно взяты на вооружение историей литературы: скажем, и впрямь нет смысла (правы рецензенты) подробно пересказывать всю речь Лежнева на закрытии Чрезвычайной конференции ВАПП в Москве - о ней довольно сказано в любом вузовском учебнике. Точно так же можно вполне обойтись только упоминанием об "исторической" беседе Н.С.Хрущева с ведущими писателями-фантастами в январе 1963 года (саркастические воспоминания -"На блаженном острове коммунизма" В.Тендрякова и "Лунная кукуруза" Н.Брагина всем хорошо знакомы).
С другой стороны, второе издание монографии дополнено эпилогом, вкратце рассказывающем о событиях 1986 - 1993 годов: его, разумеется, в первом варианте этой книги еще быть не могло.
Наконец, автор позволил себе немного "беллетризовать" повествование, чуть "оживить" фигуры, дабы сделать работу несколько более интересной также и для читателя-непрофессионала", просто любителя фантастики. По той же причине все персоналии сконцентрированы теперь в отдельных главках по ходу повествования (Personalia); они выделены другим шрифтом и, в принципе, при чтении монографии их можно пропускать и возвращаться к ним отдельно, в справочном порядке (указатель имен приведен как раз для этого). В то же время список использованной литературы не следует сразу после каждой главы, как в первом издании, а помещен в конце книги.
В заключение хотелось бы поблагодарить Дениса Пере-льмутера и Татьяну Кожинову (ИМЛИ), Инну Седову (ЦГАНФ), Виталия Лордкипанидзе (ЦГАЛИ), Дмитрия Козенко (ГУИТУ), Светлану Юдину и Илью Горелика (МГУ), Андрея Семенова (РГГУ) и Государственный Музей Книги (Москва) за помощь, оказанную автору при написании этой монографии.
I. ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ "КРАСНОГО СЕЛЕНИТА" (1921 - 1928)
Есть в советской истории вопросы, на которые исследователи до сих пор не в состоянии дать внятного ответа (даже в эпоху рассекреченных архивов) и склонны только строить предположения. Один из таких вопросов - был ли В.И.Ленин непосредственно причастен к созданию "Красного Селенита", поначалу небольшой литературной группировки с более чем специфическими творческими задачами, а затем, на протяжении почти всего первого послереволюционного десятилетия, - практически самой влиятельной писательской фракции, одно время приближенной к руководству ВКП(б). Публицистика конца 80-х годов, в зависимости от отношения авторов к фигуре Ленина, по-разному оценивала роль вождя: то принималась демонизировать ее донельзя ("огоньковский" очерк Максима Губарева "В.И/Ленин как завоеватель Луны"), то, напротив, спешила объявить ее "судьбоносной" и ее критиков "ревизионистами" (статья Владимира Шубина "Наследники Фанни Каплан" в газете "Советская Россия"), а то и торопились признать ее несуществующей вовсе (цикл статей Игоря Кириллова в "Комсомолке"). Справедливости ради заметим, что ни той, ни другой, ни тем более третьей сторонами новых фактов предъявлено не было; журналисты оперировали только теми, что были давным-давно введены в научный обиход. Сами "Красные Селениты", как известно, в свое время недвусмысленно намекали (особенно после 1924 года), кому именно их группа была обязана начальной финансовой и "идеологической" поддержкой. Например, в статье А.Лежнева "Великий мыслитель", опубликованной в январе 1925 года в "Московской правде" и приуроченной к годовщине со дня смерти вождя, прямо говорилось о "заинтересованном внимании", которое "наш Ильич оказал молодому литературному объединению". Правда, часть историков склоняется к мысли, что как раз эта фраза могла быть всего лишь хитрым дипломатическим ходом, способным пресечь в зародыше упреки в "нечеткости классовой позиции", хотя и редко, но раздававшиеся как со стороны обиженных "пролеткультов", так и все еще влиятельной "Наковальни", руководители которой не могли простить "непролетарского происхождения" отдельных членов "Красного Селенита".